Любовь под зонтом - стр. 54

Возможно она и была права. А возможно, что она была не моим человеком и слушала не мои песни. Не та волна была.

Вот с Таней мне не хотелось пуститься в пляс и прослушивать Стинга на репите. Но что-то в душе екало, сердце колотилось в груди, когда я её обнимал, прижимал к себе, когда пальцы скользили по тонкой талии. А музыка была лишь удачным фоном, тонко оттенявшим мои чувства.

Музыка стихла, Таня подняла голову и откинула на моё плечо, посмотрела серьёзно и тихонько спросила:

- Что случилось, Сашенька?

А ведь я достаточно эмоционально закрытый человек, к тому же обучен эффективно абстрагироваться и не транслировать свои чувства, держать эмоции под контролем. Но она почувствовала, отозвалась, как будто настроенная со мной на одну волну. И не ответить Тане означало показать ей, что её присутствие не значимо, её сопереживание неважно. Но и проговорить вслух то, что чувствовал, не выходило. Не в моём характере устраивать душевный стриптиз, не приходилось как-то до этого. Хотя сейчас я и понимал, что просто не было человека рядом со мной, с которым бы хотелось делиться.

- Всего понемногу, — не то чтобы выдавил из себя, но просто в последний момент словил фразу «Всё ок» за хвост и заменил её на приемлемый вариант.

- Потом расскажешь?

- Постараюсь.

Таня улыбнулась и развернулась в моих руках, уткнувшись мне в плечо, тихо произнесла:

- Если у тебя проблемы, сомнения или просто не настроение, то оттого, что ты поделишься со мной, ты не перестанешь быть в моих глазах крутым супергероем. Просто станешь чуть человечнее и ближе. Смокинг Бонда можешь оставлять на службе. Пойдём есть? Ты голодный?

- Голодный, только переоденусь.

Выпускать Танечку из рук не хотелось, но я приструнил свои собственнические инстинкты и разжал руки. Она постояла мгновение, прижавшись ко мне, и отошла. Уже на лестнице, вспомнив, что мои вещи внизу, развернулся и спросил девчонок:

- Вы же посидите со мной? Расскажите, как дела?

Катерина засияла как начищенный самовар, отрываясь от картинки, которую рисовала на кухонном столе.

- У нас столько дел, столько дел, — явно подражая старшим, проговорила девочка. – То ягоду собрать, то тесто поставить, а ещё, — она подняла указательный палец, отчётливо напомнив мне Тому, — куклам наряды сшить модные и Свете причёску новую сообразить.

- А что, Света вернулась уже?

- Да, несколько дней назад, — Таня умудрилась вставить реплику, расставляя тарелки на столе.

- А у мамы отпуск, я в сад не хожу. А тётя Тома и дядя Миша на море скоро поедут. Ещё мама обещала меня в художку записать с сентября. А ты лук в супе любишь? Я вот не люблю, но в садике заставляют его есть. А Гришка съедает мой хлеб, я его за это поколочу скоро, — слова сыпались из Катерины, как сухой горох из прохудившегося мешка.

Мне потихоньку становилось дурно, я не привык к такому потоку бессмысленной информации. Мозг, обрабатывая данные, подвисал и сопротивлялся. И хорошо, что мой рот был занят едой, да и Катя не требовала ответа, иначе голова моя бы задымилась.

Когда передо мной красивые женские руки поставили тарелку с куском пирога и мою любимую кружку с чаем, я подумал, что прижизненно попал в рай. Из всех кружек, стоящих на кухне, с картинками автоматов, танков и шутливых надписей про военных на разных языках Таня безошибочно выбрала мою персональную: пол-литровую бадейку светло-коричневого цвета с россыпью кофейных зёрен по бокам. Мне её презентовал Олень. А любил я её за объём и нейтральность картинки, не относящиеся к моей профессии. Хоть я и любил свою работу, но, приходя домой, я хотел быть человеком, а не товарищем майором. А друзья-знакомые по праздникам и из поездок тащили кружки именно с военной атрибутикой, считая это остроумным.