Любовь под прикрытием - стр. 5
– А кто ставил музей на сигнализацию в день ограбления? – спрашиваю у охранника.
– Дмитрий. Мне пришлось уйти чуть раньше. Но тут особо ума не надо. На щитке нажать три кнопки и все дела, – он смеется. – Хранилище закрыл Палыч… Простите, Олег Павлович. Он у нас главный хранитель музейных предметов. Когда все вышли, Димка включил общую сигнализацию.
– Ее легко отключить? Если открыть дверь в музей?
– Не. Я уже думал про это. Пока вор будет пытаться отпереть входную дверь, уже сработает сигнализация. У нас после ее включения, есть три минуты, чтобы запереть входную дверь. Потом она автоматически активируется. Утром, когда мы приходим, я должен за те же три минуты ввести код на пульте. И сигнализация выключается. Код меняется ежедневно. То есть, вору надо уложиться в три минуты, чтобы вскрыть замок и ввести код. А тут ведь еще и камеры стоят. И потом, в полиции увидят, что сигнализация отключена. Ночью. И они тут же приедут проверить, что случилось.
Да, загадка!
– Ирина, не хотите кофейку? – знакомый голос вырывает меня из раздумий над возможностями проникновения в музей. Мне бы перестать впадать от этого в ступор. – У меня перерыв буквально десять минут. Пойдемте в наше кафе посидим.
Я соглашаюсь. В кафе Дмитрий берет нам по чашке капучино и по пирожному. Попытки отдать ему деньги ни к чему не приводят.
– Ира, вы сладкое любите? – спрашивает он и слизывает шоколадный крем со своего пирожного. Лучше бы он этого не делал. Мне тут же захотелось, чтобы он меня поцеловал. И его язык поделился бы со мной шоколадом. – Простите, не удержался! Обожаю шоколадный крем!
– Люблю, – тихо отвечаю я севшим голосом и вонзаю ложку в пирожное.
– Вы спрашивали про сигнализацию. Я ее включал. У охранника что-то там стряслось. Он убежал домой. Все вышли из музея. Я нажал на кнопки и быстро вышел, чтобы запереть двери, иначе тут бы уже все завыло.
– Завыло? – я плохо соображаю, потому что смотрю, как он поедает пирожное, черт его побери.
– Если входные двери остаются открытыми, сигнализация начинает пикать. Противно довольно, – он смотрит на меня и снова откусывает пирожное. У Дмитрия белоснежные зубы и кусает он тоже сексуально, отчего хочется, чтобы он чуть укусил и меня. Вампир, блин. – Ну и тут же звонят из полиции. Меня предупредили. Типа, если провозишься, то они позвонят. Надо будет доказывать, что здесь все в порядке.
– Как же кто-то смог пройти? – я уткнулась взглядом в тарелку, но вижу его пальцы, длинные, как у пианиста. Ага, пловец, пианист, экскурсовод. Вот наградила природа мужика внешностью! И, видимо, умом тоже.
Он пожимает плечами и отправляет в рот последний кусок пирожного.
– Самому интересно. Однако я не следователь. И мне пора, – он встает, а потом резко наклоняется и шепчет в ухо: – Удачи и приятного.
– Спасибо, – я отвечаю, не глядя на него.
Он выходит из кафе, а я заправляю обратно за ухо прядь, которую сдуло его дыхание.
Оказавшись наконец на улице, я щурюсь на солнце. Целый день в помещении с неярким искусственным освещением, и даже вечернее солнце кажется, что слепит. Надо пройтись. Вроде спорт или энергичные прогулки снимают сексуальное напряжение.
Быстро иду по верхней набережной. Как спортсмен. Я обгоняю прохожих, медленно бредущих по тротуару, любующихся на Волгу с одной стороны, и на здания с другой. Мне не до красот, хотя я обожаю свой город. Ближе к Чкалову замедляю шаг. На Большой Покровской вливаюсь в поток людей. Сердце стучит ровнее. Что же меня так привлекает в Диме – про себя я позволяю его называть не полным именем. Красота? Нет, не то, что он идеальный красавец. Скорее, какая-то внутренняя энергетика, бешенная сексуальность.