Любовь надо заслужить - стр. 17
Да, я не похожа на Альму, но как же она узнала меня?
– Лучше пройдемся, – отвечаю, пожимая протянутую мне руку. Рука у Микелы маленькая, с сильными тонкими пальцами, желтоватыми, как у курильщика.
– Здесь рядом кинотеатр, где последний раз видели Майо, хочешь, пойдем туда?
Ничего себе! Неожиданное предложение.
Мне казалось, будет сложно ворошить прошлое, извлекать на свет трагическую историю Майо, но вижу, что многим она близка, даже тем, кто, как Луиджи Д’Авалос, не знал его лично.
– А где его видели в последний раз? Мама ничего не рассказывает, она лишь винит себя в произошедшем.
Вообще-то я всегда говорю правду. Это хорошо работает: сразу сближает, создает доверие.
– Представь, каково было мне? Ведь я бросила его потому, что он кололся, – перебивает меня Микела.
Чем-то она меня привлекает. Должно быть, она – как и я – открытый человек, и мне это нравится.
– Ты чувствовала себя виноватой? – спрашиваю я.
Она, хоть и на каблуках, шагает уверенно. Я замечаю небольшие морщинки у глаз, едва заметную дряблость кожи. Пожалуй, теперь я дала бы ей пятьдесят.
– Какое-то время я проклинала себя за то, что не пришла в тот вечер, когда все началось. Но потом ты вдруг понимаешь, что от тебя ничего не зависит, и смиряешься, – отвечает она, глядя прямо перед собой.
Мы сворачиваем на узкую, темную средневековую улочку, оттуда выходим на небольшую прямоугольную площадь: кинотеатр “Аполлон” закрыт.
На афишах – американский фильм, я смотрела его: история молодой девушки, агента ЦРУ, которая сумела задержать Бен Ладена.
– Ты что-то хотела спросить? Через сорок минут я ухожу, – говорит Микела.
Она достала из сумочки папиросную бумагу и табак, присела на тротуар у кинотеатра, чтобы скрутить сигарету.
– Кем ты работаешь?
– Логопед. Учу говорить тех, кто не может. А ты?
– Сочиняю детективные романы.
– Надо же! Значит, любишь запутанные сюжеты.
Я тоже присаживаюсь на влажный асфальт. Площадь пустынна, должно быть, она осталась такой же, как тогда. Майо ходил по этому тротуару, по этим улочкам, видел эти стены.
– Я хотела узнать про Майо, какими были они с Альмой, какими были их родители, мои бабушка и дедушка. Что за семья у них была. Я ничего про них не знаю.
Микела закуривает и, отвернувшись от меня, выпускает дым. Какое-то время молчит.
– Майо был умный, хоть и делал все возможное, чтобы это не демонстрировать. Эксцентричный, чудной, вечно что-нибудь придумывал. Но, с другой стороны… пассивный. В их союзе заправляла Альма. Она отлично училась, выделялась в школе и была очень прямолинейной. Я бы даже сказала, властной. Относилась к брату покровительственно. Думаю, в их семье была какая-то проблема, может, финансовая, может, какая-то еще: во всяком случае, было что-то странное. Они всегда держались особняком, замкнуто, и родственников в Ферраре у них не было. Если не ошибаюсь, родители твоего деда умерли. Создавалось впечатление, что все четверо были очень привязаны друг к Другу, но закрыты для остального мира. Я почти и не бывала у них дома, Майо и Альма приходили ко мне. Однажды моя тетка, которая работала в аптеке вместе с твоей бабушкой, сказала, что мать Альмы задолго до исчезновения Майо имела внебрачную связь.
С одной стороны площади начинается маленькая тихая улочка, с другой – улица, вдоль которой тянутся многочисленные магазины, и я вижу, как там оживленно. Микела встает и протягивает руку, чтобы помочь мне. Интересно, заметила мой живот? Но я продолжаю сидеть.