Любовь меняет все - стр. 9
С папой в Германии
Отец на службе – Генштаб
И тем не менее я люблю ту нашу квартиру, наполненную теплом моей мамы, ее красивым голосом, смехом, их с папой счастливым временем. Помню, у нас были замечательные соседи, жили все одним миром, общались, прогуливались по двору, праздники и траур – все делили. Так не хватает нашему сегодняшнему быту таких московских дворов, и молодое поколение даже не знает, какой интересной и наполненной может быть жизнь в живом общении большого дома.
С родителями
С подругами детства
Часто вспоминаю хозяйку квартиры, которую снимала моя однокурсница по Гнесинке. Пожилая женщина устраивала для студентов воскресные обеды. Еда была незамысловатая: как правило, подавался капустный суп да пироги с начинкой из того, что было. Огромная квартира с высоченными потолками и большими окнами давно требовала ремонта, но все это казалось такой мелочью, а главным было волшебство творческой атмосферы, которая царила там в «студенческие воскресенья». Оживал старый рояль, мы пели, смеялись, и пожилая хозяйка, глядя на беззаботную нашу неугомонность, и сама словно оживала.
Люди в то время жили открыто. Когда моя бабушка пекла пироги, соседи заглядывали буквально «на запах», двери могли и не запираться: люди ходили друг к другу запросто – на чай или за советом. Я знала, какие у кого из соседей проблемы, – к бабушке часто обращались как к домашнему психологу: она внимательно всех выслушивала и по-житейски мудро подсказывала, как поступить.
Помню себя довольно хорошо в детском саду. Отец служил в Германии, мама вышла на работу, и меня отдали в детсад. И на всех утренниках, на всех представлениях – кто хочет выступать? Я! Кто прочтет стихотворение? Я! Споет? Ну, я, конечно же…
Читала стихи, танцевала, каких-то там бабочек, птичек изображала, пела. Постоянно. В период моего детства очень модны стали индийские кинофильмы. И мама, конечно, купила все вышедшие виниловые пластинки с песнями из них, – у нас был старенький добротный патефон, кажется, «Маяк» – он часами проигрывал для меня эту музыку, особенно из полюбившегося фильма «Господин 420»[40]. Все, что было на этих пластинках, я пела. И росла, готовясь к судьбе… филолога, точнее – журналиста.
Помню в школьные годы всегда одно и то же:
– Уроки сделала? Так, хорошо, сейчас ты садишься, учишь вот этот кусок прозы и потом мне его излагаешь.
– Мама, я хочу погулять, там девочки прыгают в классики!
– Пусть прыгают, а ты будешь прыгать в другом месте…
И как же потом в моей жизни сказалось это мамино усердие, ее труд в том, чтобы увлечь меня словом, научить правильно оформлять мысль, запоминать тексты – впоследствии я смогла с большой радостью и успешно работать на радио, на телевидении, модерировать свои концерты и музыкальные салоны, создавая образы эпох и стилей не только в музыке, но и в слове, в текстах.
Германия. В детском саду
В старших классах школьные педагоги уверенно рекомендовали именно журналистику – на городских олимпиадах мои эссе, написанные за пятнадцать-двадцать минут, непременно брали призовые места, чаще всего – первое. Удавалась мне именно короткая форма, если же требовалось что-то более масштабное, скажем, литературное исследование, тут меня начинало сносить, и я просто погрязала в деталях. Педагог по литературе комментировала мои перегруженные тексты так: «Люба, выражайся проще и не мудри, Христа ради!» А «на одном дыхании» получалось прекрасно: помню, написала рассказ: «Осенний лист опустился на мой подоконник, и края листа ко мне тянулись, как крылья…» и так далее, мелодично, практически нараспев. Экзаменаторы даже обсуждали: «Все же не сама, ей кто-то это написал». Ну как же мне мог кто-то написать: я сидела на городской олимпиаде, дали свободную тему, я написала работу за отведенные четверть часа. Тогда маме сказали – однозначно журналистика, вот прямо завтра – в университет!