Любовь. Любовь? Любовь! - стр. 4
– Что ты имеешь в виду? Почему ты смеёшься? Ты хочешь сказать, что она не твоя д… ах! Да ты посмотри, у неё же твоё лицо, глаза, нос, рот… Э-э-э, нет, рот, пожалуй, мой, – Надя тоже заулыбалась. Не слишком радостно, одними губами, но лицо более не выражало страдания.
Мышцы тела тоже несколько расслабились. До сих пор Надя чувствовала, что её нервы – как нить, туго смотанная в клубок. Теперь клубок смочили вниманием, добротой и любовью, нить растянулась, клубок стал не таким тугим. Пока она говорила, Богдан довёл её до их знаменитого круглого стола, усадил на стул и пошёл на кухню ставить на плиту чайник.
– Я сейчас травки заварю… успокаивающей… по рецепту Анны Павловны, – услышала Надя оттуда.
Она ждала, когда её муж соизволит объясниться. Надя тоже хорошо знала Богдана. Его нельзя было торопить, на него нельзя было давить и чего-то от него требовать. Он всегда решал сам, когда придет время для объяснений. Наконец он вышел из кухни.
– Я вспоминаю, – мечтательно закатив глаза, начал Богдан, – нашу с тобой встречу…
– Ой, не напоминай, это было ужасно. Я, пьющая несчастная калека в инвалидном кресле, и Алка – умница и красавица в обалденном пышном платье…
– Нет-нет, не эту, другую встречу, хотя та, о которой ты говоришь, самая главная. Именно она и положила начало всему нашему счастью.
– Счастью? Тоже скажешь, через столько пришлось пройти…
– Но прошли же!
– Прокарабкались, можно сказать, – покачала головой Надя.
– Но я говорю о другой встрече, – продолжил Богдан, – в Чернобыле, когда я увидел одну очаровательную журналистку, уговаривающую настоящего полковника, чтобы он ей разрешил остаться в зараженной, очень опасной зоне ещё на три дня. Было такое?
– Было, – вдохнула Надя, – но Любаша же другая! – тут же возразила она.
– Какая же она другая? Она – вылитая ты.
– Не-ет, она добрая. Она всех любит, обнимает, целует, жалеет. Она вообще как не от мира сего. С самого детства. Помнишь, всех собак, котов во дворе кормила, я уже не говорю о нашем Сирке, – Надя наклонилась и потрепала по холке старого бурого пса, который постоянно грел её ноги. – Кого только она в дом не тащила, – Надежда покачала головой и улыбнулась.
– Ну, и что же тут отличного от тебя? Ты тоже Костика среди ночи разбудила, чтобы он мчался тебе Виолу спасать, что, забыла? Или как ты за Клёпой убивалась, когда она старенькая – сколько ей было? лет тринадцать? – умерла?
По комнате поплыл запах мяты, ромашки и чабреца… Надя вдохнула легкое ароматное облако. Мышцы на лице расслабились, взгляд потеплел. Богдан разлил чай по чашкам.
Время наложило отпечаток и на него. Небольшой выпирающий над ремнем животик. Черты лица округлились, казалось, стали более мягкими. Седина рассыпала «соль и перец» по всей голове, осев в большей степени на висках. И только глаза, карие с зеленым, оставались молодыми и яркими и смотрели на сидящую перед ним женщину точно так же, как чуть больше двадцати пяти лет назад, когда, лежа в палате интенсивной терапии после пересадки костного мозга он сделал ей предложение.
– Сейчас, минутку…
Надя, достав из кармана спортивных брюк, которые носила дома вместо халата, мобильный телефон, нажала кнопку быстрого набора.
«Номер отключен или находится вне зоны досягаемости», – сообщила вежливая телефонная «девушка».