Любовь к жизни (сборник) - стр. 42
– Жена Цезаря должна быть выше подозрений!
– Разумеется, но…
– Но я не буду твоей женой, мой милый, да?
– Я не это хотел сказать.
– Но ты ведь будешь меня любить как жену, и никогда, никогда… Ах, я знаю, ты окажешься таким же, как все мужчины. Я тебе надоем, и… и…
– Как не стыдно! Я…
– Обещай мне!
– Да! Да! Я обещаю!
– Ты так легко это говоришь, мой милый. Откуда ты знаешь? А я? Я так мало могу тебе дать, но это так много! Ах, Клайд! Обещай же, что ты не разлюбишь меня!
– Ну вот! Что-то ты рано начинаешь сомневаться. Сказано же: «Пока смерть не разлучит нас».
– Подумать только – эти самые слова я когда-то говорила… ему, а теперь…
– А теперь, мое солнышко, ты не должна больше об этом думать. Конечно же, я никогда-никогда…
Тут впервые их губы затрепетали в поцелуе. Отец Рубо, который все это время внимательно глядел в окно на дорогу, наконец не выдержал: кашлянул и повернулся к ним.
– Ваше слово, святой отец!
Лицо Уортона пылало огнем первого поцелуя. В голосе его, когда он уступил свое место, звенели нотки торжества. Он ни на минуту не сомневался в исходе. Не сомневалась и Грейс – это было видно по улыбке, сиявшей на ее лице, когда она повернулась к священнику.
– Дитя мое, – начал священник, – сердце мое обливается кровью за вас. Ваша мечта прекрасна, но ей не суждено сбыться.
– Почему же нет, святой отец? Я ведь дала свое согласие.
– По неведению, дитя мое! Вы не подумали о клятве, которую произнесли перед лицом Господа Бога, о клятве, которую вы дали тому, кого назвали своим мужем. Мой долг – напомнить вам о святости этой клятвы.
– А если я, сознавая всю святость клятвы, все равно намерена ее нарушить?
– Тогда Бог…
– Который? У моего мужа свой бог, и этого бога я не желаю почитать. И, верно, таких богов немало.
– Дитя! Возьмите назад ваши слова! Ведь вы не хотели это сказать, правда? Я все понимаю. Мне самому пришлось пережить нечто подобное… – На мгновение священник перенесся в свою родную Францию, и образ другой женщины, с печальным лицом и глазами, исполненными тоски, заслонил ту, что сидела перед ним на табурете.
– Отец мой, неужели Господь покинул меня? Чем я грешней других? Я столько горя вынесла с моим мужем; неужели и дальше страдать? Неужели я не имею права на крупицу счастья? Я не могу… не хочу возвращаться к нему!
– Не Бог тебя покинул, а ты покинула Бога. Возвратись. Возложи свое бремя на него, и тьма рассеется. О, дитя мое!..
– Нет, нет! Все это уже бесполезно. Я вступила на новый путь и уже не поверну обратно, что бы ни ожидало меня впереди. А если Бог покарает меня, пусть, я готова. Где вам понять меня? Ведь вы не женщина.
– Мать моя была женщиной.
– Да, но…
– Христос родился от женщины.
Она ничего не ответила. Воцарилось молчание. Уортон нетерпеливо подергивал ус, не спуская глаз с дороги. Грейс облокотилась на стол, и лицо ее выражало решимость. Улыбка пропала. Отец Рубо решил испробовать другой путь.
– У вас есть дети?
– Ах как я мечтала о них когда-то! Теперь же… Нет, у меня нет детей, и слава богу.
– А мать?
– Мать есть.
– Она вас любит?
– Да, – проговорила она едва слышно.
– А брат?.. Впрочем, это не важно, он мужчина. Сестра есть?
Дрожащим голосом, опустив голову, она произнесла:
– Да.
– Моложе вас? На много?
– На семь лет.
– Хорошенько ли вы взвесили все? Подумали о них: о матери, о сестре? Она стоит на самом пороге своей женской судьбы, и этот ваш опрометчивый поступок может роковым образом сказаться на ее жизни. Хватит ли у вас духа прийти к ней, посмотреть на ее свежее юное личико, взять ее руку в свою, прижаться щекой к ее щеке?