Любовь к наследству прилагается - стр. 34

– Спасибо, – бросил я на ходу, раздумывая, какого черта дед столько лет арендовал именно эту спортивную базу. Можно ведь было место поприличней найти. Даже страшно подумать, что меня ожидало в душевых, особенно после того, как там несколько десятков лет смывали с себя грязь тысячи людей.

Я остановился у нужной двери, толкнул ее и выдохнул. Все лучше, чем я ожидал. По крайней мере, здесь точно пытались сделать ремонт.

Я быстро стянул с себя одежду и достал из рюкзака чистое полотенце. Прошелся вдоль зашторенных пустых кабинок и выбрал ту, через одну от которой  слышен шум воды. 

Я включил воду и, быстро смыв с себя грязь, поспешил выйти из душевой, в которой можно было подцепить в лучшем случае грибок. В худшем... Даже думать об этом не хотелось. 

Я отодвинул шторку, сделал шаг и... врезался в чье-то мокрое тело.

– Боже! – выкрикнул с ужасом, решив, что впечатался  в какого-то мужика. 

– А-а-а, – послышался оглушающий женский писк, а дальше все произошло так быстро, что я и сам не понял. 

Я резко отпрыгнул в сторону, поскользнулся на мокром кафеле, инстинктивно вцепился в единственное, что попалось мне под руку, – в офигевшую Левандовскую. И потянул ее за собой. Удар, странный хруст, и меня пронзила вспышка боли. Я выкрикнул, с силой сжимая кулаки. 

– Царев,  какого черта ты делаешь в женских душевых? Ты... ты... ты голый! – завизжала она, пока я из последних сил сдерживался, чтобы не заорать  от боли, словно настоящая девчонка.

– Люба, – прохрипел я, – кажется, я сломал ногу.

– Что? – Левандовская мигом соскочила с меня, а я все так же лежал на полу, который кишел микробами, и не мог пошевелиться от боли. – О  боже, боже, твоя нога... она... она вывернута. Я сейчас! Сейчас позову на помощь.

– Люба! – выкрикнул ей вслед.

– А? 

– Ты голая.

– Да-да.

Перед глазами мелькали черные точки, и я был на грани обморока. Люба надела навыворот майку и натянула грязные спортивки. 

– Левандовская.

– Что?

– Накинь на меня хоть полотенце, а? Не хочу светить своим хозяйством перед толпой зевак.

– Да, конечно, конечно. – Испуганная девушка  набросила мне на бедра белое полотенце, и я заметил, что в уголках ее глаз собрались капельки слез, а сама она вся дрожит. – Ты как, Кир?

– Все нормально, от перелома ноги еще никто не умирал. 

– Хорошо, я ушла за помощью, а ты никуда не уходи.

Шутит, что ли?        

Люба сорвалась с места и с криком: "Помогите!" – вылетела из помещения. 

Десять минут спустя вокруг меня стояла толпа зевак, и, пытаясь приободрить меня, они начали бросать шутки насчет того, что мы с Левандовской зажгли так, что у меня отказали ноги. Класс, теперь все вокруг считают нас любовниками. Еще полчаса спустя меня, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер, позорно загрузили в карету скорой помощи, перед этим вколов щедрую долю обезболивающего. Не знаю, как я вообще пережил этот ужас и не умер от жуткой боли. А ещё от стыда, потому что, когда меня на носилках выносили из здания, полотенце позорно сползло на пол и около десятка моих подчиненных успели рассмотреть мое величие во всем его проявлении.  

– Подождите, я с вами. – Люба забралась в машину, села рядом со мной и схватила меня за руку, переплетая наши пальцы. И мне полегчало. На самом деле полегчало. 

– Теперь тебе придётся ухаживать за мной, – невесело усмехнулся я, смотря ей в глаза.