Любовь и проклятие камня - стр. 64

«А ведь она не промах, – мелькнуло в голове Соджуна, – нужно держать ухо востро, а то греха не оберешься. Хорошо бы, если бы удалось избежать этого брака…»

Но эти мысли относились к разряду несбыточных мечтаний, и Соджун отдавал себе в этом отчет.

Он ничего не сказал отцу и молчал всю дорогу домой, думая о своем. Невеста его пугала. А больше пугало то, что он вдруг представил ее распоряжающейся в своем доме. Она сразу поставит на место Микён и люто возненавидит Елень! У этой семнадцатилетней девчонки на него такие планы, что никакая другая женщина в радиусе десяти метров просто недопустима. Но ее любви к себе он не почувствовал. В том, что испытывала девушка, было больше жадности, жажды обладания, но никак не любви. Чего-чего, а любви в жадности нет. Это тот случай, когда, не имея возможности обладать, уничтожат предмет вожделения: моё или ничьё.

– Страшная девица, – пробормотал он, входя за отцом в ворота. Старик обернулся, но ничего не сказал.

Соджун прошел в свои покои и притаился. Он слышал, как Микён укладывает отца, как она ласково и нежно к нему обращается. Скоро из комнаты раздался храп, и капитан вытащил черную одежду. Он наскоро оделся. В окошко угодили камешком. Мужчина, зажав сапоги подмышкой, открыл тихо створку и выпрыгнул в темный двор, едва различая в темноте две фигуры. Он подтянулся и закрыл окно, рана тоненько заныла. Три фигуры покинули подворье и бросились почти бегом, прячась в тени высоких заборов.

Анпё бежал первым, за ним след в след – Елень, а замыкал тройку Соджун. В городе давно объявили комендантский час, стражники с колотушкой ходили где-то на соседних улицах – их голоса были едва слышны. Соджун придержал Елень, расслышав топот конских копыт. Троица распласталась на земле, всадник проехал мимо, не заметив их, лишь его лошадь всхрапнула, почуяв рядом чужих. Вершник стукнул ее легонько кнутом меж ушей, когда она брыкнулась в сторону от полночных татей.