Любовь цвета боли ( книга вторая) - стр. 31
То, что сейчас происходит внутри, даже отдаленно не похоже на душевную боль. Меня как будто выпотрошили ржавым тупым ножом. Вспороли брюхо, выдернули внутренности, а я еще живой.
Выдохшись, опираюсь руками о стол, тяжело дыша. Легкие горят, в глазах туман, проваливаюсь и лечу в самое пекло в жалкой попытке принять новую реальность.
Среди хаоса из обломков ищу взглядом сигареты, закуриваю, включаю на повтор запись и сажусь у стены на пол, глубоко затягиваясь едким дымом.
И слушаю. Пытаюсь отыскать в интонации ее голоса... Сожаление? Раскаяние? Мольбу?
Когда он втянул ее? На ум приходит лишь та встреча в кофейне. Виктор знал, кто я? Либо на него вышли? О каком содержимом сейфа шла речь?
Я не решался всё это время ехать домой. К ней. Пока ничего не будет ясно.
Смеюсь как-то хрипло. С надрывом. С*ка, и этого жалкого сопляка она выбрала? Витя, конечно, тот еще мудак, но вот как можно спокойно воспринимать то, что твою женщину по несколько раз на дню натягивает другой мужик, пусть даже и из-за денег, в голове никак не укладывается. Неужели эти бумажки настолько не пахнут, что готов смириться даже с этим? Или у него встает от осознания, что Оля трахается с другим?
Мелькает шальная мысль: «Может, отпустить их с миром? Пусть катятся ко всем чертям».
Но вспоминаю о записях с камер видеонаблюдения.
Уверен, это видео будет вишенкой на нашем торте, слепленном из паутины лжи и двуличности расчетливой стервы и ее недоумка муженька.
Поднимаюсь на ноги, пошатываясь, бреду к столу, смахиваю, осколки с кожаного кресла и обессиленно валюсь в него.
Вот честно, думал, что готов. Что больнее уже некуда.
Глубокая ночь, парковка перед домом и сладкая парочка голубков, целующихся при свете уличных фонарей. Запись обрывается, но я воспроизвожу ее снова и снова, раздирая душу. Всматриваюсь в детали, считываю ее эмоции. С такого ракурса неудобно. Не вижу ее лицо, лишь профиль. Зато хорошо видно, каких участков ее тела касается Виктор.
Я сломаю ему руки. Для начала.
Захлопываю крышку ноутбука, хватаю ключи от машины и выскакиваю из квартиры. Мне кажется, я задыхаюсь. Каждый глоток воздуха жжет легкие, словно кислота.
Моя девочка. Моя сладкая девочка с чистыми голубыми глазами и милой улыбкой.
Когда я разучился разбираться в людях?
Сажусь за руль и выезжаю со двора. Всё равно куда. Лишь бы только заглушить эту мучительную, жгучую боль под ребрами.
Я люблю ее настолько сильно, насколько же сейчас и ненавижу. Даже сейчас. До дрожи, до сводящей с ума ярости, что клокочет внутри раскаленной лавой. В груди жжет, проедает плоть до самых костей, а перед глазами — омуты ее глаз. Лживая, пропитанная ядом улыбка.
Такая же, как и все. Даже хуже. То ли у меня начались галлюцинации, то ли действительно в прохладном ночном воздухе завоняло гнилью. Дрянь. Расчетливая стерва. Но какой талант. Развела словно неотесанного деревенского болвана. Браво. Вот за это аплодирую стоя. Давно никому не удавалось оставить меня в дураках. Не ту профессию малышка выбрала, уверен, что с такими актерскими способностями далеко бы пошла.
Делаю пару глотков прямо из горла бутылки дешевого пойла, купленного на ближайшей заправке.
— И знаешь, что самое паршивое? Что даже сейчас, зная, какая она дрянь, кишки узлом сводит. Я ей дышал и надышаться всё никак не мог. Сам не заметил, что стал зависим. Она словно гребаный наркотик, без дозы которого, кажется, вот-вот загнусь. И что делать? Как освободиться? — поднимаю глаза к небу, на котором одиноким кругом висит луна. — Молчишь?