Люблю тебя врагам назло - стр. 47
– Да нормально, Паш, нормально, – я все-таки рассмеялся.
Чувствовал себя словно препод по половому воспитанию перед пятиклашкой.
– А мне кажется, я так и помру девственником, – с горечью отозвался Корчагин.
Я хотел сказать ему что-то ободряющее, но не был силен в утешающих речах. В конце концов, проблема отсутствия женского внимания передо мной никогда не стояла. Да и знакомых с такой бедой до Павлика у меня не было.
У моего лучшего друга Севки с бабами дела обстояли еще лучше, чем у меня. Смазливая, как у актера, рожа делала его чуть не самым востребованным парнем в любой компании. Так что девчонки бегали за ним табунами.
Правда, вкус у Севки был своеобразный. При столь широком выборе, он всегда останавливал внимание на самых... Как бы это помягче выразиться? На самых крупных женщинах.
В отличие от меня, он предпочитал девах с него ростом. Да и весили они, я думаю, так же, как он. Дородные и тучные, лично мне эти дамы напоминали баржу. А вот Севка находил их огромные зады и необъятные груди крайне привлекательными.
«Лучше плавать по волнам, чем биться о скалы!» – с видом философа провозглашал друг, когда я пытался постебать его подружек. В общем, на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.
Вот и Корчагин тоже влюбился в Одинцову, которая явно была великовата для него. К Наташке у меня вопросов нет: стройная, фигуристая, все в меру. Однако Пашка был настолько хилый, что выглядеть мужественно у него, пожалуй, получилось бы лишь рядом с девочкой-семиклассницей.
Корчагин невесело понурил голову и от этого стал казался еще более щуплым, чем обычно. Я уж было открыл рот, чтобы все-таки попытаться выдавить из себя несколько участливых реплик, но ситуацию спасла Елена Федоровна, которая, постучав, вошла в комнату и пригласила нас на кухню обедать.
На столе стояли три тарелки с ароматным борщом, при виде которого желудок тут же заурчал. Суп был нереально вкусный: густой, наваристый, с большими кусками мяса. Просто небо и земля по сравнению с той баландой, которую я обычно хлебал в детдомовских столовках.
Я спорол свою порцию супа в прикуску с хлебом за считанные секунды. Павлик же ковырялся в тарелке и, казалось, страдал отсутствием аппетита.
– Ярослав, а вас в детском доме хорошо кормят? – с улыбкой поинтересовалась Елена Федоровна.
– Нормально. Но столовская стряпня с вашим борщом ни в какое сравнение не идет, – ответил я.
– Спасибо. Может, добавочки?
– Нет, благодарю, я наелся.
– Ну, как ваши успехи? Подготовились к олимпиаде? – она перевела взгляд на сына.
– Ой, мама, нам еще готовиться и готовиться, там край непочатый, – вздохнул Павлик.
– Значит, после еды опять пойдете учиться? – Елена Федоровна потрепала его по волосам.
– Вообще-то мы хотели прогуляться, – ответил я за Корчагина. – У меня лично мозги уже плавятся от цифр и формул. Ты не хочешь проветриться, Паш?
– Эм... Ну давай, – нерешительно отозвался он.
Поблагодарив Елену Федоровну за обед, мы вернулись в комнату Павлика, и он стал одеваться. Собирался Корчагин долго и нудно, будто девчонка. Смотрел на градусник за окном, совещался с матерью по поводу того, что ему надеть, и несколько раз спросил меня, не сильный ли на улице ветер.
Когда мы наконец вышли на улицу, нам в лицо дунул прохладный осенний ветер. Небо грязно-серого цвета хмурилось, солнце едва проглядывало сквозь тяжелую пелену туч, а ветки наряженных в багрянец деревьев истерично трепыхались. В общем, типичный октябрьский денек.