Люблю, не брошу - стр. 8
– Ты была права. Она Никитина троюродная сестра из… Урюпинска! Я просто забыла. Ты же знаешь этих дальних родственников: познакомь их с друзьями, проведи по магазинам, покажи омара. Обычная история.
Наташа кивнула.
– Да не переживай ты! Все они такие, мужики. Только и ищут, к кому яйца подкатить. Пойдем уже в студию, я на мониторе посмотрю, может, румян добавить надо.
– Ты иди, я сейчас, – Нина опустила голову. – Наташ! Не говори никому, ладно?
– Что ты? Я могила!
И она вышла из гримерки.
Нина посмотрела на себя в зеркало. Лицо напоминало маску японского театра кабуки.
В дверь гримерки просунулась взлохмаченная голова редактора Жорика:
– Нин, режиссер тебя в кадр требует!
– Иду.
– Прочитать успела? Ты это, сильно не дергайся!
– В смысле подводок?
– В смысле мужа! Муж – дело наживное. Тебе лет-то сколько?
– Двадцать восемь, – упавшим голосом сказала Нина.
– О! Да к этому возрасту можно было уже пару раз замуж сходить. Это ты, мать, еще засиделась!
Когда особенно хочется сдохнуть, надо улыбаться. От улыбки, даже механической, в нейронах головного мозга вырабатываются эндорфины, гормоны радости. Боль отступает и становится легче. Этому трюку Нину научила свекровь, зожница со стажем. Легче от улыбки Нине обычно не становилось. Зато окружающие не лезли со своими вопросами и сочувствием. Ведь если человек улыбается, он в порядке. И все вокруг довольны. К тому же опытным путем выяснилось, что улыбка у Нины красивая: на щеках ямочки, и зубы некривые.
Нина стояла перед зеркалом ванной комнаты бабушкиной квартиры, куда приехала сразу после эфира, и улыбалась.
– Нина, ты тут?
В проеме двери появилась бабуля с уложенными в высокую прическу крашеными светлыми волосами, в любимом шелковом халате с иероглифом на спине.
– Что это ты так оскалилась? Сделала ботокс и лицо перекосило? И не ври мне сейчас, у меня интуиция животного!
Нина перестала улыбаться, решив, что эндорфинов с нее достаточно.
– Мне Никита изменяет. С вульгарной девицей в накладных ресницах, – неожиданно для самой себя призналась она.
Все-таки бабушка, Ольга Филипповна Ланская, была самым родным человеком, она вырастила Нину, ведь родители внучки погибли в автокатастрофе, когда той не было и пяти лет. И потом, бабуля прожила уже долгую жизнь. Может, даст совет, скажет какие-то важные и такие необходимые сейчас слова.
– Мой первый муж, твой дедушка, Царствие Небесное, тоже клеил ресницы, когда выходил на сцену, – сказала бабуля. – Видела бы ты это жабо, этот кок! О, как хорош он был в дворянских ролях! И тоже был неверен. А твой Никита всегда вызывал у меня подозрение. У него столько наколок, Нина! Он случайно не сидел?
– Бабуля! И после этого ты жалуешься, что я ничего тебе не рассказываю?!
Нина выскользнула из ванной и побежала по коридору, увешанному иконами и портретами Ольги Филипповны в стиле кубизма, которые больше напоминали натюрморты из глаз, носов и грудей – культурное наследие ее второго мужа, художника. А потом закрылась на ключ в комнате, которая раньше служила кабинетом бабушкиного мужа номер три, профессора МГУ, ныне тоже покойного.
Старенький ноут на столе являлся сейчас Нининой целью. В конце концов, она не просто какая-то глупая обманутая жена, а журналист. Она сопоставит даты, факты и проведет собственное журналистское расследование. Без эмоций, с холодной головой. Нина нажала кнопку «Пуск», вошла в «ВКонтакте», еще раз посмотрела на девицу с ресницами, как у ее дедушки.