Любимые - стр. 18
– Все уже в прошлом. Мы снова упаковали вещи и прибыли в Афины. Мама сказала, что нищета ее не заботит. Она не останется там, где начальники убивают работников. Она не будет рабыней. Не потерпит несправедливости. Она так сказала.
Несправедливость. Темис много раз слышала это слово, но в основном когда ругались дети – из-за неравных кусков пирога или исключения из игры. Да и ее саму постоянные нападки Маргариты познакомили с этим понятием.
Фотини зарыдала, и Темис впервые загрустила из-за человека, которого не знала. Она тоже заплакала, сочувствуя утрате подруги.
За обеденным столом тем вечером Темис поделилась печальной историей Фотини с бабушкой, братьями и сестрой.
– Значит, твоя новая подружка из коммунистов? – спросил Танасис.
– Нет, – сказала Темис, возражая старшему брату так, как не могла возразить сестре.
– Ее отец отстаивал свои права, – вступился Панос за младшую сестру. – Я слышал о торговом профсоюзе в Кавале. Они протестовали…
– Зачем? – вмешалась в разговор Маргарита. – Какой смысл?
Панос не слишком ладил с сестрой.
– Ты спрашиваешь, зачем протестовать? – требовательно спросил он. – Чтобы остановить плохое отношение к людям. Сделать слабых сильнее…
– Что ж, сейчас он не слишком силен, не так ли? – жестоко подметила сестра.
– Он выступал не только за себя. Тебе бы такое и в голову не пришло, правда? Кто-то пожертвует собой ради другого!
– Как Иисус? Ты об этом? – спросила Темис, которая совсем недавно выучила несколько молитв на уроке закона Божьего.
– Не сравнивай коммунистов с Богом! – рассердился Танасис и грохнул кулаком по столу, так что тот подпрыгнул.
– Разница не так уж велика, – возразил Панос.
– Theé mou, – пробормотала кирия Коралис, взывая к Богу, чтобы тот остановил спор. – Бог мой!
Ожесточенный спор продолжался, а Темис подумала, слышал ли Господь непрекращающиеся молитвы йайа. Сама она ничего подобного не замечала.
– Как ты смеешь так говорить? – кричал Танасис. – Как смеешь утверждать, что церковь на стороне тех людей!
– Ты о профсоюзах?
– Они просто ничтожество. Смутьяны. Они разрушат страну.
– Что? Пытаясь обеспечить свои семьи едой? Поэтому они ничтожества?
– Обеспечить едой? Думаешь, в этом их основная цель? Я не верю. Большинство иммигрантов смутьяны.
– Беженцы приехали не по доброй воле. Ты дурак, Танасис. У них не осталось выбора.
– Может, их еще политики заставили переехать сюда? Вытеснить нас? Забрать нашу работу?
– Сам знаешь, все было не так, – возразил Панос. – Но именно решение правительства развязало войну. Они сами виноваты в том, что людям пришлось покинуть дома и свое имущество.
– Их радушно приняли в Греции, но зачем устраивать беспорядки?
Темис переводила взгляд с одного брата на другого. Панос и Танасис редко пребывали в согласии, но сейчас их ярость зашкаливала, и Темис поняла, что сама разожгла этот пожар. Она взглянула на сидевшую напротив Маргариту, которая, казалось, наслаждалась ссорой.
– Скажи-ка мне, – крикнул Танасис, со злостью ткнув пальцем в сторону Паноса. – Разве коммунисты имеют право нарушать закон?
Бабушка встала из-за стола, решив нарезать фруктов, но когда Танасис бросил вилку на тарелку и вылетел из комнаты, она вернулась на место.
– Панагия му, Матерь Божия! – резко сказала она Паносу. – Посмотри, что ты наделал. Почему вам нужно все время ссориться?