Люби меня - стр. 48
Александр Георгиев: Подожди, не засыпай. Сейчас напишу, что думаю. Просто мне надо проблеваться, прежде чем я смогу это обсуждать.
Кого я пытаюсь наебать? Ни о какой тошноте речи быть не может. Что мне действительно хочется сделать, так это достать член и подрочить. Порно-Соня при этом должна мне что-то писать.
Сука… Это было бы уж слишком ненормально.
Поэтому я тянусь к сигаретам и, подкуривая, пытаюсь взять свое ебучее нутро под контроль. Взгляд, в надежде зацепиться за что-то нейтральное, смазанно скользит по горящим окнам соседней высотки. И сразу же падает обратно на экран мобилы.
Александр Георгиев: Лютый бред. Пацан – пациент дурки. Ну или просто тупой пиздострадатель.
Набиваю резче, чем должен. Стрем в том, что у меня пальцы дрожат. Да, блядь, всего потряхивает, будто ширка какая-то выходит.
Сонечка Солнышко: Это очень грубо.
Вашу мать… Она же не пошлет меня?
Сука… Колотун усиливается.
Александр Георгиев: Не сдержался.
Думаю, думаю, думаю… Набираю, стираю и снова набираю.
И все же зажмуриваюсь и отправляю.
Александр Георгиев: Соррян.
Обжигаю пальцы, пока дожидаюсь ответа. И по сути даже не замечаю этого. Боль отрезвляет ненадолго, заставляя отвлечься лишь на то, чтобы швырнуть тлеющий окурок за перила балкона.
Сонечка Солнышко: Он не тупой, а милый. Тебе бы тоже не помешало научиться милым глупостям. Ну, чтобы у людей, перед которыми мы играем пару, не возникало сомнений насчет нас.
Что, блядь?
Стоит допустить подобное хотя бы мысленно, дурно становится.
Александр Георгиев: Это вряд ли.
Сука…
Александр Георгиев: Точно нет. Вести себя как клоун в мои планы не входит.
Сонечка Солнышко: Ну и зря…
После этого сообщения мой телефон затихает.
Что еще за «зря»? Что за троеточие? Куда она пропала?
Я должен оставить Богданову в покое. Но я, как тот самый пиздострадатель, не могу этого сделать.
Александр Георгиев: Ты же в постели, да? Пришли фотку.
Что это? Какого хрена я творю?
Нервно выбиваю новую сигарету из пачки. Пока подкуриваю, карандаш напротив Сониной аватарки приходит в движение. С замиранием смотрю на ее чистую улыбку и вдруг с опозданием догоняю, насколько меня в принципе удивляет то, что она читает. Это очень далеко от тех радужных единорогов, которых она присылала мне вначале. От тех меня реально тошнило. Сейчас же… Я думаю, что этот текст не похож на обычный любовный роман. Целуя «трепещущую» самку, пацан успевает описать свой член и насколько у него на нее задубел.
Вашу мать…
Соню привлекает эротика?
Едва меня сражает эта мысль, прилетает фотка. И я, дыша, будто хаски в упряжке, касаюсь ее пальцем, чтобы увеличить. На этом, черт возьми, не останавливаюсь. Растягивая, изучаю в мельчайших подробностях. И ладно бы это была обнаженка. Но нет. Вся странность в том, что столь пристально я разглядываю девчонку в нелепой пижаме с подсолнухами.
Глаза, губы, шею, волосы, плечи, грудь… Инспектирую, словно маньяк.
Александр Георгиев: Ты любишь эротику? Скинь, что там после обсасывания было. Он ее трахнул?
Набиваю это, прежде чем соображаю, что вообще делаю. Мгновение спустя ощущаю себя критически обдолбанным психопатом. Снова похоть накрывает. Все, о чем я могу думать: куда бы улетела чертова пижама Богдановой, окажись я сейчас рядом с ней.
Сонечка Солнышко: Он ее любил.
Что за ответ? Вообще ни хрена не раскрыла.