Люба, любовь и прочие неприятности - стр. 30

В голове миллионы мыслей, А Хабаров уже на танцпол меня ведёт.  И руки на моей талии, а мои – на его плечах. Все, блин, как положено, только коленки трясутся. И колхозники все стали кругом, смотрят, нашли тоже мне, цирк…

Обычного медляка не вышло. Хабаров танцевать любил и умел. В его руках и я вспомнила, что когда-то и сама много и с удовольствием танцевала… И так хочется, чтобы танец не кончался. Во-первых, его руки на мне это нечто… непередаваемое. Так и думается, как оно было бы, если бы не явно лишняя одежда да и зрители. Во-вторых страшно. Страшно, что он зол и просто не показывает своей ярости, а потом… потом покажет. Мой Лёшка он и правда хорошим был, но в моменты ярости я его боялась. Он кричал, порой я думала – ударит. Ни разу не ударил, а страх никуда не делся. Отцом он был куда лучшим, чем мужем, хотя когда-то казалось – любовь.

А песня, казавшаяся чуть ли не бесконечной, идёт к финалу, уже слышны финальные аккорды мелодии из прославившегося на весь мир фильма «Привидение». У меня сердце бьётся кажется громче них, и руки Хабарова через платье жгутся. Ладонь лежит просто на грани допустимого – ещё немного и на ягодице. Иногда кажется, что вот спустится, но это, похоже, только обманные маневры, чтобы я не расслаблялась. А потом песня закончилась, и Таська ничего следом не запустила, опять тишина. Я от Хабарова отрываюсь, и удивляюсь – как ноги держат?

- Красиво то как, - сказала гренадерша Клава и всхлипнула. – Как в кино.

Ага, только в кино все по хорошему заканчивается, если фильм хороший… а у нас тут триллер с эроттческии уклоном, Хабаров держит мою руку и отпускать не собирается, а у меня духу вырвать её не хватает. Народ потихоньку оживляется, все вспоминают про премию за танцы, разделяются на парочки… Смеются, и дела им до меня нет!

- Господи, спаси меня! – тихо, одними губами шепчу я, музыка надёжно прячет мои слова. – Я же не могу, я только жить начала, как следует, а Хабаров… он просто меня уничтожит.

Прёт, как танк, и меня за собой тащит. Ой мамочки, что-то будет!

Запыхавшийся Виталик появился перед нами внезапно, просто из земли вырос. Поправил очки, уткнулся взглядом в моё декольте, покраснел, следом побледнел, и вроде как забыл, что собирался говорить.

- Ну? – попросила я, пока меня Хабаров дальше не утащил.

- У вас телефон не доступен! – по детски обиделся он. – Кто-то поле поджёг, с пшеницей, то, что от кладбища к лесу идёт.

Нумерологию полей так и не запомнил, вздохнула я. А потом осознала. Моя пшеница горит!!!

- Господи, ну, не таким же методом! – воскликнула я и посмотрела на небо.

Небо тёмное, ни одной звёздочки не видно. Я каблуки свои сняла и понеслась к стоянке. А потом вспомнила – машины нет у меня!

- Виталь, где твой уазик, давай ключи немедленно! – потребовала я.

- Так дома он, я же на дискотеку пришёл, мне сейчас сторож зернохранилища позвонил, сказал, полыхает…

Я топнула ногой, забыв, что босиком, и больно ушибла пятку о камень. Черт! Я не могу так стоять в неведении, пока моя пшеница горит!

- Пожарных вызвали?

Виталик кивнул. Но я не могу, не могу быть тут, когда там горит… Хабаров, о котором я и забыла, отодвинул Виталика в сторону и подкинул ключи на ладони.

- Поехали?

- Прям на мазеррати, ночью, по полям? – не поверила я.