Лунная Моль и другие рассказы - стр. 13
А затем наступил день, когда с галер из Белаклоу высадился десант, и солдаты с перьями на шлемах пробились с боем через стены Корсапана.
Ракки с сожалением смотрели на Эргана: «Нам пора уходить – а ты все еще не сдался».
«Я – Эрвард! – прохрипело существо, лежавшее на пыточном столе. – Эрвард, торговец».
Наверху, над потолком камеры, послышался треск взломанной двери.
«Нам пора уходить, – повторили палачи. – Ваша армия ворвалась в город. Если ты скажешь правду, мы сохраним тебе жизнь. Если ты опять солжешь, мы тебя убьем. Выбирай. Жизнь за правду».
«Сказать вам правду? – пробормотал Эрган. – Но вы все равно обманете…» И тут он услышал голоса солдат из Белаклоу, поющих победный гимн. Эрган встрепенулся: «Хотите знать правду? Почему нет? Так и быть…» Немного помолчав, он сказал: «Я – Эрвард!» Он уже давно верил, что это правда.
Первоизбранником Галактики был худощавый человек с объемистым куполообразным черепом, покрытым редкими рыжевато-коричневыми волосами. Лицу его, в других отношениях ничем не примечательному, придавали властный характер большие темные глаза, мерцавшие, как проблески огня за пеленой дыма. Возраст сказывался на его внешности: тощие руки и ноги казались разболтанными в суставах. Голова его наклонилась вперед, словно ее обременяли находящиеся внутри хитроумные механизмы.
Поднявшись с кушетки, он бледно улыбнулся и взглянул туда, где с другой стороны сводчатой галереи собрались одиннадцать Старейшин. Они сидели за столом из полированного дерева, спиной к стене, увитой гирляндами виноградных лоз. Серьезные и почтенные люди, они двигались медленно, на их морщинистых проницательных лицах отражалась накопленная с годами мудрость. Согласно установившейся системе, Первоизбранник был исполнительным руководителем Галактики, а Старейшины составляли совещательный орган, наделенный определенными полномочиями, ограничивавшими власть руководителя.
«И что же?» – спросил Первоизбранник.
Главный Старейшина, смотревший на экран компьютера, неспешно поднял глаза: «Вы первый встали с ложа».
Все еще слегка улыбаясь, Первоизбранник взглянул по сторонам, вдоль сводчатой галереи. Другие лежали в различных позах: одни со сжатыми кулаками, напряженно застывшие; иные свернулись в «эмбриональные» калачики. Один наполовину сполз с кушетки на пол – его широко открытые глаза неподвижно смотрели вдаль.
Первоизбранник повернулся к Главному Старейшине – тот наблюдал за ним с отстраненным любопытством: «Оптимум уже рассчитан?»
Главный Старейшина взглянул на экран: «Оптимальный счет – двадцать шесть тридцать семь».
Первоизбранник ждал, но Главный Старейшина больше ничего не сказал. Первоизбранник подошел к алебастровой балюстраде, ограждавшей ряд кушеток, наклонился над ней и взглянул на открывшуюся панораму – километры за километрами солнечной дымки; где-то вдали блестело море. Легкий бриз дунул ему в лицо, взметнув пряди рыжеватых волос у него на голове. Глубоко вздохнув, он потянулся, расправляя руки и пальцы – память о пытках в подземелье ракков все еще сковывала рефлексы. Через несколько секунд он развернулся на каблуках, прислонился спиной к балюстраде, опираясь на нее локтями, и снова взглянул на ряд кушеток: ни один из кандидатов еще не подавал признаков жизни.
«Двадцать шесть тридцать семь, – пробормотал он. – Думаю, что мой счет составит примерно двадцать пять девяносто. Насколько я помню, в последнем эпизоде я не сумел полностью сохранить целостность личности».