Размер шрифта
-
+
Луч Светы. Выпуск 6 - стр. 5
Он забыл, задумался, он устал, забегался.
Это одиночество учишь, как язык:
овладеть без практики – разве что в теории.
Взрыва ли большого, маленького ли?
Сердце у мальчишки – с пол-аудитории,
сердце у девчонки – с полторы Земли.
Всё, что было в Питере, остается в Питере,
всё, что было до, остаётся до.
Ре,
ми,
фа,
соль,
ля,
си-нень-ки-е-ли-те-ры
больше не расслышатся в песнях проводов,
в ритме двух сердец не стучат ударные,
безударной гласной девочка – сестра.
Всё, что было в Нарнии, остаётся в Нарнии,
львы и обещания,
время и простра…
Всё, что было – не было, нет, и не воротится.
Обоюдоострые взгляды не скрестив,
мы идём по улице: я – до Богородицы,
ты – иди-ка с Богом,
он тебя простит.
Всё, что умолчали мы – впишется в Историю,
всё равно, что мысом врежется в залив.
И поётся сердцу в пол-аудитории
так же, как и сердцу в полторы Земли.
«К двадцати пяти понимаешь: Мама была права…»
К двадцати пяти понимаешь: Мама была права.
Не сиди до утра, не вырастет сон-трава
через несколько лет в овраге сухих извилин.
Мы бунтовали, не верили и язвили.
И теперь я, проснувшись, пью залпом морковный фреш,
И семь раз поморщишься, да тыквенный супчик съешь.
И зачитываешься здоровой поваренной книгой.
Не хочу знать, как вкусен бургер из Бургер Кинга.
Я смотрю на армянок, грузинок с буйными волосами,
Высокогорными, огненными глазами.
Они никогда не курили, не пили крепче святой воды —
лёгкостью воздаётся им за труды.
За какую из прежних вписок платить разломом?
Не хочу знать, хочу не выходить из дома.
Мне двадцать четыре. Я выгляжу очень даже.
И не то чтобы я какой наркоман со стажем —
Даже до алкоголика, в общем то, далеко.
Очень важно пить только тёплое молоко.
Блеск в глазах, говорят, появляется от любви.
И она очень даже есть, но когда в крови
Дефицит витаминов и недостаток сна,
от кругов под глазами не спасает даже весна.
Если так наступает старость через усталость —
Не хочу знать, сколько ещё осталось.
По ночам немеют конечности. Падает зрение.
Из вредных привычек осталось одно курение.
Не хочу знать, чем кончится это стихотворение.
«И когда между нами спят города…»
И когда между нами спят города,
бегут поезда и стынет вода,
сжаты злые клыки часовых поясов
и не спасает дверной засов
от тоски, сочащейся под порог,
от того, что ты меня не сберёг
и отчаянно в этом не виноват:
я иду в свой чертом забытый ад,
чёрным снегом занесены пути.
Просто больше некуда мне идти.
И вопрос: «а были ли мы вообще?» —
Наиважнейшая из вещей,
Это мой спасательный красный круг,
я его упускаю из тонких рук.
«Ты ему не подруга и не жена,
Ты ему нисколечко не нужна,
Ты – всего лишь найденная им вещь!»
говорят голоса, и их тембр зловещ.
В такой темноте, в такой черноте
развесь в каждом городе по звезде,
чтоб я, согретая их теплом,
идя по приборам и напролом,
не верила скрипам и голосам.
Придумай цвет и свеченье сам,
Как будто мне в мире последний свет —
Звезды твои.
И другого – нет.
«По образу и подобию Твоему…»
По образу и подобию Твоему
сделана я, и мне вполне по уму —
новое море на месте седых песков,
книгу-бестселлер из черновых листков.
День как три осени чудился мне порой.
На день седьмой лирический мой герой
вышел из черно-белого сентября,
и я была не вправе его терять.
Но и обратный заложен во мне отсчёт:
слёзы в глаза обратно уходят с щёк,
слово равно становится воробью.
Страница 5