Ложь, которую мы произносим - стр. 34

Удивительно, но я доходила до двенадцати недель. Сделала сканирование, и вот он, двигается на экране передо мной.

– Выглядит совершенно здоровым, – сказал доктор.

В шестнадцать недель мне стало нелегко застегивать джинсы. В саду расцвели нарциссы. «С тобой все будет в порядке», – весело кивая, говорили их маленькие головки.

Вскоре Оливия и Хьюго пригласили нас на ужин. Я отказывалась от всех их приглашений после второго выкидыша, но теперь решила, что могу принять предложение. Когда мы пришли, Оливия что-то помешивала на плите. От запаха меня едва не стошнило.

– Это желтая пелотрета[4], – пояснила Оливия. – Надеюсь, вам понравится.

– Извините, – выпалила я и бросилась в туалет.

А когда вернулась, по выражению лица Оливии поняла, что Том ей все рассказал.

– Какие замечательные новости, – сказала она, обнимая меня.

– Мы еще какое-то время собирались ничего не говорить, – многозначительно парировала я.

– Но теперь все в порядке, – сказал Том. – Большинство выкидышей происходит до двенадцати недель.

Он произнес слово «выкидыш» так, будто это научный термин. А не мучительная потеря живого, дышащего ребенка. Нашего ребенка.

– Мамочка, – прозвучал на лестнице тихий голосок, – я не хочу спать.

Я с завистью посмотрела на старшую дочь Оливии и Хьюго. У нее были красивые светлые волосы оттенка клубничный блонд, как у матери, и маленький вздернутый носик.

– Хорошая попытка, Клемми. – Хьюго подхватил дочь на руки. – Но тебе нужно выспаться, а мы хотим побыть наедине.

– Привет, – сказала я.

– Кто вы? – требовательно спросила девочка.

– Меня зовут Сара.

Ее глаза расширились.

– Сара, которая ищет талоны на питание?

Наступило неловкое молчание.

– Клемми! – едва слышно окликнула девочку Оливия. – Это ужасно грубо.

– Но папа всегда так о ней говорит. Поэтому нам не разрешили быть подружками невесты.

– Ерунда! – Хьюго выглядел так, словно хотел оказаться где угодно, только не здесь. – Дети частенько все неправильно понимают. На самом деле это довольно забавно.

– Я так не считаю, – жестко сказал Том. И довольно скоро мы ушли.

– Не обращай внимания на Хьюго.

Я понимала, что он в ярости, и солгала:

– Я и не обращаю.

– В его реестре любой, кто не ходил в частную школу или не разговаривает как Оливия, – не один из нас.

– А как насчет тебя? Ты считаешь меня чужой?

Том замер посреди улицы. Затем обхватил ладонями мой подбородок, притянул мое лицо к своему и просто сказал:

– Ты – глоток свежего воздуха. И я обожаю тебя за это.

Мне сделали еще одно сканирование на двадцатой неделе. Я действительно слышала сердцебиение! Наш малыш сосал большой палец. Или малышка. Все было реальным. Это не была выдумка или надежда. Я носила ребенка!

– Могу сказать вам пол, если хотите, – предложил доктор.

– Да, – ответил Том.

– Нет, – ответила я.

– Но если мы будем знать, нам станет гораздо легче покупать одежду и украшать детскую, – заметил мой муж.

– Я бы предпочла сюрприз, – перебила я. Хотя на самом деле я просто не могла себе позволить слишком сильную привязанность. Если придется потерять и этого, то пусть лучше потеряю просто ребенка, а не сына или дочь.

В двадцать две недели я решила, что время пришло. Пока Том был на работе, я начала делать набросок фрески на одной из стен третьей спальни. С нашей свадьбы не могла рисовать или писать, как прежде. Просто не выходило. Но теперь первым появилось дерево. Потом солнце. Парк обретал очертания. Мои руки работали недостаточно быстро. Я наклонилась – немного вправо, – чтобы набросать пруд с утками. Стул закачался. Я на секунду выпрямилась. Стул снова качнулся. А потом рухнул на пол.