Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг. - стр. 2
(выделено нами. – Прим. авт.). В результате изучение этой темы (в нашем случае истории Ливонской войны. – Прим. авт.) в последние десятилетия фактически остановилось, хотя в существующих работах по сути лишь поставлен круг тех вопросов, на которые ученым еще предстоит дать ответ…». Попытаемся отойти от аксиоматичного взгляда на русскую историю той эпохи и рискнем выстроить иную, чем предыдущие, концепцию, объясняющую действия России в пресловутом «ливонском вопросе».
Однако, прежде чем ответить на поставленный вопрос, вернемся к концепции «Балтийских войн» А.И. Филюшкина. Как бы то ни было, но «морская» составляющая «Балтийских войн», борьба между Швецией и Данией (и примкнувшему к ней Любеку) за господство на Балтике в данный момент имела, на наш взгляд, второстепенный характер по сравнению с «сухопутной», «ливонской» составляющей конфликта. Ни Дания (даже если бы она действовала вместе с Любеком и другими ганзейскими городами), ни тем более Швеция в середине XVI века не обладали ресурсами, которые могли бы сделать их, на худой конец, региональными сверхдержавами, способными влиять на события в регионе без вмешательства, прямого или косвенного, великих держав. Этого никак не скажешь о Русском государстве и Великом княжестве Литовском (за спиной которого маячила тень Польши). Для них схватка за Ливонию была одним из эпизодов забытой (в полном смысле этого слова) 200-летней войны, которая началась еще в 80-х годах XV века и продолжится еще 100 с лишком лет, пока не закончится «Вечным миром» 1686 года. Ставкой в этой войне было доминирование в Восточной Европе со всеми вытекающими отсюда последствиями как для выигравшего эту войну, так и для проигравшего. Потому-то значимость «ливонской», «сухопутной» составляющей этого конфликта, так или иначе затронувшего интересы многих стран, была, на наш взгляд, несравненно выше, чем «морского». И поскольку, так или иначе, но борьба разыгралась в первую очередь вокруг раздела Ливонии, то, учитывая положение, в котором оказалась Ливонская «конфедерация» к середине XVI века (а назвать это положение кроме как «больной человек» Северо-Восточной Европы нельзя), то, на наш взгляд, стоит именовать события 1555–1595 годов не иначе как «войнами за Ливонское наследство».
Осознавали ли в Москве всю значимость вмешательства в ливонские дела? Каковы были ее планы относительно этого «наследства»? Стремился ли Иван, отправляя свою рать в январе 1558 года в опустошительный набег в Восточную Ливонию, застолбить за собой самые лакомые его куски, опередив в этом потенциальных конкурентов?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо отмотать ленту времени на три четверти столетия назад и вернуться в 70-е гг. XV в., когда московский государь Иван III подчинил своей власти Новгород Великий и закрепил вассальное по отношению к Москве положение «заклятого друга» Новгорода Пскова. Тем самым молодое Русское государство стало непосредственным соседом Ливонской «конфедерации». И оба государственных образования встали перед серьезной проблемой выстраивания новой системы отношений с учетом изменившейся внешнеполитической ситуации. Кризис в отношениях между Ливонией и Русским государством на рубеже XV–XVI веков и последовавшая за ним война 1501–1503 годов на без малого полсотни лет определила характер отношений между ними. И подобно тому, как Псков и Новгород, по мнению отечественного историка М.Б. Бессудновой, играли роль своего рода «буфера» между Москвой и Европой, так и Ливония после 1503 года заняла ту же позицию, только с другой стороны. И эта ситуация Москву более чем устраивала.