Ливень - стр. 19

– Да уж, история. Умнейший человек и блестящий аналитик к сожалению, занимается у нас ерундой.

– Это не наше дело, – сказал я, направляясь к лестнице главного входа. – Он взрослый человек и разберётся сам. За мной!

Я точно знал, что сейчас, в своём подвале, вздохнув, Бруни взял перо, обмакнул его в чернильницу и открыл огромный том в котором записывал сводки ежедневных преступлений, произошедших в городе.

А ещё я был готов поклясться, что на губах вдовца появилась лёгкая еле заметная улыбка, что свидетельствовало о том, что он стал немного счастливее чем был вчера.

Я с большим удовольствием собирал светлые волосы дочери пальцами заплетая их в тонкие медовые косички. Эти драгоценные минуты, когда она на стульчике сидела напротив зеркала передо мной, я не променял бы ни на что на свете.

– Пап, – шмыгнув носом произнесла Клара звонким голоском, от которого у меня побежали мурашки по спине. – Вчера приходили соседские мальчишки и хотели со мной познакомится, но фрау Хубер на них прикрикнула, и они сбежали. Разве мне нельзя с ними общаться?

– С соседскими мальчишками можно. Разрешаю.

Сыновья Владислава были парнишками неплохими и добрыми. К тому же младший был всего на пару месяцев старше моей дочери.

– Но фрау Хубер сказала, что они не подобающая компания для такой молодой фройлейн как я, – с обидой пожаловалась Клара.

– Хм, фрау Хубер умная женщина, но возможно она немного ошибается, – улыбнулся я, представив, как соседские пацаны уносят ноги прочь от их гувернантки. – Хотя… если они так легко сбежали возможно и не слишком хотели познакомиться с тобой.

– Ты так думаешь? – задумчиво спросила Клара

– Да.

Разглядывая лицо дочери в поверхности зеркала, я вспоминал её первое слово, робкие самостоятельные шаги, тот самый первый раз, когда ручки малышки обвили мою шею, после возвращения домой со службы.

– Папа, а какая она была наша мама? – в тысячный раз спросила Клара, не двигаясь и прямо держа спинку.

– Красивая.

– А она меня любила? – дважды моргнула глазами дочь и мне даже показалось, что уголках глаз малышки застыли слезинки.

– Больше всего на свете, – ответил я, уверенно развеивая её сомнения.

– А тебя?

– И меня, – вздохнул я.

– А если бы она не умерла у нас было бы всё хорошо?

– А разве сейчас у нас всё плохо? – наклонившись вперёд я поцеловал дочь в правую щёку вдохнув её запах.

– Нет, я не об этом, – чуть мотнула головой Клара из-за чего я упустил один из кончиков и начал заново. – Всё бы было также хорошо… но по-другому.

Дочь спрашивала, я отвечал, а на сердце скребли кошки. Ведь больше всего на свете я терпеть не мог лгать.

* * *

Зайдя в Управление, я не стал подниматься к себе на четвёртый этаж (в кабинет с рассохшейся дверью и треснутым стеклом), а пересёк фойе пол которого был покрыт чередующимися чёрно-белыми квадратами, словно всё мы пешки в чьей-то игре, и посильнее надавив на ручку со скрипом раскрыл дверь, которую не пользовались уже много-много лет. Некоторые мои коллеги опешили и замерли за моей спиной с грацией соляных столбов.

На противоположной стене Тревожного зала располагалось гигантское панно из искусственного камня изображающее наш город, заливаемый потоками ливня и человека в форме стража (такую уже лет двести как никто не носит, и она пылится в кабинете Мулине за стеклом стеклянного ящика как экспонат) храбро забравшегося на тучу и обрезающего огромными ножницами нитки смертельного дождя, угрожающего горожанам.