Лишнее золото. Без права на выбор - стр. 34
– А я сделаю вид, что вам поверила. – Она шутливо склонила голову и засмеялась. – Вы интересный человек, Поль Нардин. Думаю, что мы с вами поладим.
– Я тоже на это очень надеюсь. А что подтолкнуло вас? – поинтересовался я. – Чамберс рассказывал, что вы и в Старом Свете не сидели на месте. Не скажешь, что вы устали от цивилизации.
– Видите ли, Поль, там осталось много хорошего. Мои друзья и приятельницы, мои родственники. Могилы моих предков. В Старом свете сейчас тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, – она грустно усмехнулась и пояснила: – Никак не могу привыкнуть к здешнему летоисчислению. То, что происходит в моей стране… Там… Я не хочу видеть, что с ней сделают через пять – десять лет. Когда я впервые увидела, как Горбачев пресмыкается перед американцами, то поняла – мою страну предали. Предали все, что составляло нашу жизнь. Предали наши победы и наши потери. Поэтому Новый мир стал для меня настоящим спасением. Знаете, в чем разница между Старым и Новым миром? Здесь нет границ и государственных интересов. Тех самых, ради которых идут на предательство. И это прекрасно.
– В Советском Союзе так плохо? Я там никогда не был, но сослуживцы рассказывали.
– Плохо? Нам никогда легко не было. А сейчас… Становится плохо. И будет во сто крат хуже. Уже сейчас, как тараканы, из всех щелей выползает длинноволосая образованщина. Они будут орать на митингах, требовать и обличать. Потом, когда весь свет поймет, что империи уже нет, каждый дикарь сочтет нужным пнуть мертвого льва. Это очень по-человечески – толкнуть упавшего. А интеллигенция вытащит на свет грязное белье. Будут размахивать им на всех перекрестках и сами же этим гордиться. Бывшие враги будут хвалить, снисходительно похлопывать по плечику, а они – каяться, предавая память наших предков и будущее своих детей. Уроды. Мужчинки, в жизни не забившие гвоздя в стену, будут расправлять худенькие плечи, кичась своей никчемной храбростью. Знаете, есть такой сорт людей: им главное – пошуметь, послушать свой голос. Очкастое ничтожество, походя решающее мировые проблемы в тесноте кухонных посиделок. Гумилев правильно сказал: «Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия».
– Очкастое? – переспросил я и кивнул на одного из гостей. – Нечто похожее на это?
– Это еще не самый плохой вариант. – Анастасия проследила за моим взглядом. – Он, конечно, страшно избалован, и я очень рада, что мы в разных партиях. Парень считает всех окружающих быдлом и неучами. Я думаю, что и в Новый мир он перебрался именно по этой причине.
– Простите? – не понял я.
– Знаете, Поль, есть такие люди. Непризнанные гении, – пояснила она. – Считают, что их не оценили. Вот и он решил перебраться сюда, чтобы наказать все человечество. Только не подумайте, что я – эдакая… – Анастасия щелкнула пальцами, – неудовлетворенная стерва. Просто мне приходилось работать с ним в одной команде.
– Знакомый тип людей.
– Карим говорил, что вы решили устроить экзамен по стрельбе? – Она неожиданно сменила тему разговора.
– Экзамен? Упаси меня бог что-нибудь требовать от людей, которых обязан защищать. Простая проверка. Люди, как понимаю, собрались опытные, но лишний раз по банкам пострелять не помешает.