Лишь одна музыка - стр. 6

– Ну, тут написано «с выражением».

– Где? – спрашивает Пирс, будто обращаясь к умственно отсталому ребенку. – Где именно?

– Пятнадцатый такт.

– У меня ничего такого нет.

– Тебе не повезло, – говорю я кратко.

Пирс смотрит ко мне в ноты, не веря своим глазам.

– Ребекка выходит замуж за Стюарта, – сообщает Эллен.

– Что-о-о? – спрашивает Пирс, резко переключившись. – Ты шутишь.

– Нет, это правда. Я это слышала от Салли. А Салли это слышала непосредственно от Ребеккиной мамы.

– Стюарт! – говорит Пирс. – О боги. Она будет рожать детей вообще без головного мозга…

Мы с Билли переглядываемся. Многие наши разговоры отрывисты, язвительны и часто совсем не по делу, что странно сочетается с точностью и выразительностью, к которым мы стремимся в игре. Эллен, например, обычно говорит первое, что ей приходит в голову. Иногда мысли опережают слова, иногда наоборот.

– Давайте пойдем дальше, – предлагает Билли.

Мы играем еще несколько минут. Несколько раз не получается вступить, нет ясного направления.

– Никак не могу собраться, – говорит Билли. – Все четыре такта перед си чувствую себя абсолютно беспомощным.

– А Пирс в сорок первом такте кулдычет как индюк, – говорит Эллен.

– До чего же ты противная, Эллен, – говорит ее брат.

Наконец мы подходим к большому крещендо Пирса.

– О нет, нет, нет! – кричит Билли, отрывая руку от струн и жестикулируя.

– Мы все тут играем громковато, – говорит Эллен, стараясь быть тактичной.

– Слишком истерично, – говорю я.

– Кто истеричен? – спрашивает Пирс.

– Ты, – кивают остальные.

Довольно большие уши Пирса багровеют.

– Твое вибрато надо несколько охладить, – говорит Билли. – Оно как тяжелое дыхание в телефоне.

– О’кей, – говорит Пирс зловеще. – А ты мог бы играть немного помрачнее в сто восьмом такте, Билли?

Обычно все происходит не так. Обычно во время репетиций мы гораздо более дружелюбны. Я виню во всем Брамса.

– У нас вместе ничего не получается, – говорит Билли с неким невинным возбуждением в глазах. – Это было ужасно неслаженно.

– Имеется в виду «ужасная лажа»? – уточняю я.

– Да. Нам надо как-то собраться. Пока это просто какой-то шум.

– Это называется Брамс, Билли, – говорит Пирс.

– У тебя просто предрассудки, – говорит Эллен. – Ты к нему привыкнешь.

– Ну, разве что в маразме.

– Почему бы нам не структурировать игру вокруг мотивов? – предлагает Билли.

– Да тут как-то нет мотивов, – говорю я. – Не мелодии на самом деле, а мелодийность. Я именно это хочу сказать? Какое слово правильное?

– Мелодичность, – говорит Эллен. – И кстати, тут хватает мотивов.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает меня Пирс. – Это все мотивы. Я не говорю, что мне это нравится, но…

Я указываю смычком в ноты Пирса:

– Это мотив? Я не уверен, что даже Брамс счел бы это мотивом.

– Ну, не арпеджио, не гамма, не мелизм, значит… ох, не знаю. Это все безумно и запутанно. Чертов Эдинбург…

– Не бушуй, Пирс, – говорит Эллен. – Ты сыграл последний пассаж по-настоящему хорошо. Меня вдохновило твое портаменто. Неожиданно, но сильно. Ты должен это сохранить.

Пирс обескуражен похвалой, но быстро восстанавливается.

– Но Билли звучит совершенно безвибратно, – говорит он.

– Я старался сыграть помрачнее, – парирует Билли.

– Ну это немного тяжеловато.

– Мне купить новую виолончель? – спрашивает Билли. – После того, как я куплю мобильник?