Лишь одна музыка - стр. 18

В прошлом году я услышал Баха, из всех возможных мест это было в такси. Я редко езжу в такси, в такси редко играет музыка, и музыка, которая звучит в такси, редко бывает классической. Я почти доехал до студии, когда водитель решил переключиться на «Радио-3». Это был конец прелюдии и начало фуги: до минор, удивительным образом. Это Джулия, сказал я себе. Это Джулия. Все говорило за нее. Мы приехали, водитель выключил радио; я заплатил и побежал. Я опаздывал на запись и знал, что наверняка ошибаюсь.

Звонит Виржини, чтобы отменить урок. Когда она договаривалась о дне, она не посмотрела в календарь. Сейчас она поняла, что у нее две встречи одновременно. Подруга только что приехала из Парижа, и подруга не поймет, а я пойму, ну и вообще, она сначала договорилась с ней, поэтому не буду ли я сильно возражать?

– Что за подруга? – спрашиваю я.

– Шанталь. Я тебе рассказывала про нее, нет? Сестра Жана-Мари.

Жан-Мари – предпоследний бойфренд Виржини.

– О’кей, Виржини.

– Так на какой день мы должны назначить?

– Я сейчас не могу это обсуждать.

– Почему нет?

– Я занят. – На самом деле я просто обескуражен отношением Виржини к делу.

– Э-э-э-эй!

– Сама ты Э-э-э-эй.

– Майкл, ты так сварлив. Ты открывал сегодня окно?

– Но сегодня холодно. И мне не всегда нужен свежий воздух.

– О да, великий арктический пловец боится холода.

– Виржини, не нуди.

– Почему ты сердишься на меня? Я тебя от чего-то оторвала?

– Нет.

– Ты что-то только что закончил?

– Да.

– Что?

– Я слушал музыку.

– Какую музыку?

– Виржини!

– Ну мне интересно.

– Ты имеешь в виду, тебе любопытно – это совсем другое дело.

– Нет, это совсем чуть-чуть другое. И что?

– Что – что?

– Что это за неведомая музыка?

– Трио Бетховена до минор, извини, ut mineur, для фортепиано, скрипки и виолончели, опус один номер три.

– Будь подобрее, Майкл.

– Я стараюсь.

– Почему эта музыка тебя так раздражила против меня?

– Да не раздражила, как ты выразилась, эта музыка меня против тебя. И ты меня не раздражила. Меня никто не раздражает, кроме меня самого.

– Я очень люблю это трио, – говорит Виржини. – Ты знаешь, что он сам сделал аранжировку для струнного квинтета?

– Что за чепуха, Виржини. Ну хорошо, давай назначим дату урока, и дело с концом.

– Но он это сделал, Майкл. И он даже ничего не транспонировал.

– Виржини, поверь мне, если бы существовал струнный квинтет Бетховена до минор, я бы, безусловно, о нем знал, почти наверняка его слышал бы и, очень возможно, играл бы.

– Я читала это в «Guide de musique de chambre»[17].

– Этого не может быть.

– Подожди. Подожди. Только подожди. – Она вернулась к телефону через несколько секунд. Я слышал, как она листала страницы. – Вот он. Опус сто четыре.

– Что ты сказала?

– Опус сто четыре.

– С ума сойти. Это совсем другое время его жизни. Ты уверена?

– Ты не настолько занят? Ты хочешь теперь со мной поговорить? – спросила Виржини с недоумением в голосе.

– О да. Да. Что там сказано?

– Давай посмотрю, – сказала Виржини, довольно бегло переводя из книжки. – Тут сказано, что в тысяча восемьсот семнадцатом он аранжировал третье фортепианное трио из первого опуса в струнный квинтет… Сначала это сделал некий любитель, и Бетховен написал, как это сказать, юмористическую благодарность за ужасную любительскую аранжировку квинтета на три голоса, и Бетховен тогда сделал это по-настоящему, на пять голосов, и превратил дикое убожество в нечто приличное. Оригинальная любительская трехголосная аранжировка была торжественно отправлена куда и следовало – в преисподнюю. Это ясно?