Лиллехейм. Кровь семьи - стр. 26
– А у него не останется шрама?
– Нет, конечно, глупая.
Однако Феликс так и не оправился полностью от случившегося.
7.
Нюгор ворвался в туалет, гулко хлопнув дверью.
Следом ввалились Спагетти Элиас и Хокон. Все трое направились к зеркалам. Там они угрюмо уставились на свои побитые физиономии. Относительно чистое лицо было только у Спагетти Элиаса. Но зеркала – они же тупые, неспособные показать отбитые бока. Нюгор мрачно трогал синяк под глазом, а Хокон проверял разбитую губу.
– Чертов ушлепок, – наконец сказал Нюгор. – Нас ведь было трое!
– А теперь и их будет трое, – осторожно заметил Спагетти Элиас.
– Да хоть пятеро! Нас-то один отмудохал!
У противоположной от зеркал стены находились кабинки с красными дверцами. На дверцу второй кабинки легла рука. Она бесшумно опустилась сверху и перекинула пальцы наружу. На безымянном горел тяжелый золотой перстень. Рука толкнула дверцу и придержала ее. В проеме возник Хати.
– Чертов ушлепок, – повторил Нюгор. – Наверное, наяривает у себя дома любимого кокер-спаниеля, вот и научился так прыгать.
Спагетти Элиас визгливо рассмеялся. Он обхватил руками несуществующую собачку и задвигал тазом, показывая, как именно это происходит.
– Но вы ему покажете, – проговорил Хати, не покидая своего места. – Покажете этому ушлепку, где раки зимуют.
– Но мы ему покажем. – Нюгор свирепо вытаращился на свое отражение. – Вот увидите, мы покажем этому ушлепку, где раки зимуют.
Хати расплылся в широкой, почти что волчьей улыбке. Глаза потемнели от клокотавшей ненависти.
– И шкур этих поимеете. Взгреете у всех на глазах.
– Ага, – важно кивнул Хокон, – и шкур этих поимеем. И пусть все позырят на это!
Спагетти Элиас опять зашелся в визгливом смехе. И опять продемонстрировал, как это случится. Его нынешние движения не отличались от предыдущих.
– Только у вас почему-то нет ножей, – сокрушенно покачал головой Хати.
– И какого хрена у нас нет ножей? – воскликнул Нюгор.
Хокон вынул из-за голенища пружинный нож, растерянно посмотрел на него, потом пожал плечами и выкинул нож в мусорку.
– В натуре.
Нюгор поднял правую руку и локтем саданул по зеркалу. Там возникла трещина. Нюгор ударил еще раз. В раковину посыпались блестящие осколки. На лице Хокона отразился поросячий восторг. Не прекращая глупо лыбиться, Хокон принялся колошматить локтями свое зеркало. Только Спагетти Элиас продолжал дергать тазом и руками, показывая, как они всех уделают.
– Дело за малым, сосунки, – улыбнулся Хати.
– Дело за малым, парни, – самодовольно объявил Нюгор.
Он повернулся к Спагетти Элиасу и рванул подол его рубахи. Рубашка была старой, стиранной-перестиранной, с тошнотворным узором, как на обоях дома с привидениями. Ее клок остался у Нюгора в руке. Спагетти Элиас скинул джинсовку, а потом снял рубашку. Нюгор и Хокон разорвали ее на части. Пока они обматывали осколки зеркала добытыми лоскутами, Спагетти Элиас влез в джинсовку и застегнулся на все пуговицы.
На раковины легли первые зеркальные кинжалы.
– Растолкуйте-ка тройняшкам, что это не по-пацански: драться трое на трое. – Хати зашелся в рычащем, подвывающем смехе.
– Трое на трое? Да они совсем сдурели? – Нюгор поморщился. – Нормальные пацаны и телки так не дерутся.
Он начал рассовывать осколки по внутренним карманам. Потом заправил свитер и принялся забрасывать осколки себе за пазуху. Хокон и Спагетти Элиас последовали его примеру.