Лилия Белая. Эпический роман - стр. 38
– Не заслужила ты еще их милости, – выплыла из багрового зарева Марфа-колдунья. – Много, ох, как много тебе надо учиться, девица, чтобы приблизиться к населяющим небесную твердь.
– Батюшка! – тонко заскулила отверженная высшими силами и по чьей-то прихоти в мгновение ока перевернулась вниз головой, чтобы стремительно обрушиться в безобразное маленькое тельце.
Наташка пробудилась так же неожиданно, как и заснула. Протерев заплаканные глаза, она повернулась к окошку и поняла, что уже стемнело.
«Как же быстро стало смеркаться», – покачала головой девушка и под тихое сопение ведьмы снова принялась за работу.
«А этот чудной человечек – женьшень, – обдумывая ужасающее сновидение, мысленно проговорила труженица, – и произрастает он в Сибири немереной. Привезли коренья купцы богатые аж с самого моря Байкала, а Марфуша тут как тут, сторговала его у них да каким-то образом у себя вывела».
Нарушая безмолвие горницы, в углу, на стуле, перебирал когтистыми лапками черный ворон и косил любопытным глазом на нового члена семьи.
– Кирк, – тихо позвала благовоспитанную птичку девица, и та с готовностью подлетела к ней, а затем села на плечико и что-то непонятно прошипела.
– Что ты хочешь мне сообщить? – подставляя ушко чудному говорящему ворону, пролепетала Наталья и почувствовала, как быстро-быстро забилось ее сердечко.
– Четверрг, гррезы прретворяются, – взмахнув крылами, важно изрек носатый собеседник и тяжко-тяжко вздохнул. – Умерр, умерр Назарров. Послезавтрра похорроны.
– Я должна идти в Сорокино, – стараясь унять подступающие к горлу рыдания, сжала кулачки сиротка.
– Сгоррел, пррах, – уронил клюв Кирк, и одинокая слезинка скатилась из беспросветного, все понимающего его зрачка.
– Ты никуда не пойдешь, – распорядилась неожиданно пробудившаяся Марфа и, спустившись с печи, подала всхлипывающей гостье глиняную кружку с темно-коричневым содержимым.
– Почему? – покорно принимая неизвестный настой, задыхаясь, прохрипела несчастная.
– Его предадут земле и без тебя. А ты, ты погибнешь, если отправишься в Сорокино.
Колдунья была непреклонна.
– Где Филя? – ощущая нарастающее онемение в ногах, кротко проговорила Натальюшка. – Неужели и он….
– В горроде, – опередил хозяйку мудрый ворон.
– Скоро исцелится твой Филя, – метнула рассерженный взгляд на невоспитанную личность Марфа, – но это исцеление его и погубит. Горе какое!
– Горе? Отчего горе? – погружаясь в блаженное безмолвие, чуть слышно прошептала беглянка и, зачарованно наблюдая за разноцветными воздушными шарами, медленно наполняющими безразмерное пространство жилища, погрузилась в спасительную темноту.
Очнулась она ночью. Одинокая сгорбленная фигура жутким привидением висела в дальнем, не освещенным полной луной, углу. Она, нашептывая что-то зловещее, круговыми движениями водила отбрасывающими страшные тени руками по тщательно выбеленной стене.
– Что вы делаете? – хотела спросить Натальюшка, но предательские слезы с готовностью захлестнули все ее невостребованное в мире заурядных людей существо, и, орошая пересохшую от переизбытка тепла кожу, побежали по ней щекочущими ручейками, словно собираясь сгруппироваться и превратиться в тот бурлящий от неистовой силы океан, который она, простая деревенщина, никогда в жизни не видела и, наверняка, не увидит.