Лилит. Звездный плащ Казановы - стр. 27
Сгореть такому гению – пара пустяков!
Чтоб не потерять внука, бабушка Марция сама приплыла за ним в Падую, оплатила все его карточные и кабацкие долги и забрала обратно в Венецию. На семейном совете, где присутствовали знатные патриции и благотворители Гримани, опекавшие семью Казановы, было вынесено общее строгое решение: юноша начнет благочестивую жизнь и станет аббатом[1]. Или очень скоро превратится в отброс общества и никому не будет нужен. Джакомо решил, что стоит схватиться за брошенный ему якорь и остепениться, и уже через полгода стал аббатом. Патриарх Венеции собственноручно выстриг ему на голове тонзуру. Попутно Джакомо начал легкомысленную жизнь соблазнителя, и первое до поры до времени никак не мешало второму.
В доме у настоятеля церкви Сан-Самуэле он познакомился с двумя сверстницами, сестрами Нанеттой и Мартон, и они стали его первой юношеской любовью. Они легко делили постель на троих и учились взрослой жизни, не обременяя себя ревностью и ссорами. Встречались у тетки сестер по ночам – для этого девушки заказали Джакомо запасной ключ, и он проникал к ним с черного входа, когда ему вздумается. На чердаке дома стояла огромная старая кровать, когда-то брачное ложе, которую жалели выбросить, ее трое молодых людей и превратили в свою райскую поляну. Тетка сюда все равно никогда не забредала. Они же сбрасывали одежды, задували свечи и сплетались так, что иногда казались друг другу одним целым.
Однажды ночью, когда девушки спали, Джакомо обратил внимание на старое зеркало в углу – ему показалось, что по его поверхности пробегает рябь. Что бы это могло быть? Он перебрался через мирно посапывающую Мартон, встал с кровати и подошел к большому вертикальному зеркалу, отставленному в угол за ненадобностью. Оно где-то треснуло, покрылось налетом, но было живым. Так ему показалось. И в этом зеркале сейчас что-то происходило.
Он потянулся к нему и увидел то, отчего разом отступил: в зеркале стояла во весь рост молодая женщина в серебристом платье на широком панье, в высоком седом парике, и она, сложив руки под грудью и сцепив пальцы в перстнях, также внимательно смотрела из зазеркалья на него. Джакомо в испуге оглянулся, но за его спиной никого не было. Там, на широком ложе, сбросив одеяло и во сне переплетясь ногами, спали ангельским сном Нанетта и Мартон. Он вновь посмотрел в зеркало – женщина все еще была там, во мраке зазеркалья, шагах в пяти от разделявшей их преграды. Но теперь она улыбалась ему – заговорщицки, как старый друг. Словно она знала его куда лучше, чем он сам. Но как же знакома она была ему! Где он видел ее? В каком театре? На каком приеме? И вдруг словно молния поразила его! Только теперь он увидел, что на ее голове корона со сверкающими камнями! Это была та самая Прекрасная Дама, что спасла его когда-то, мальчишкой, от тяжелой хвори и напророчила ему будущее.
О которой теперь он вспоминал все реже…
– Ты, – только и прошептал он. – Вы…
Вдруг она зачерпнула из складок платья что-то сверкающее, золотое и бросила в его сторону. Это была золотая пыль! Та самая звездная пыль, которой когда-то она посыпала ему голову! Но вот что интересно, некоторые горящие золотые и рдяные звездочки пролетели через незримую преграду и легкими искрами, подобно огонькам из-за каминной решетки, подкатились к его ногам. Он даже отступил, боясь обжечься. Они вспыхнули и растаяли без следа. А Прекрасная Дама в седом парике приложила руку с перстнями к губам и отправила ему воздушный поцелуй. Несомненно, так она посылала привет и прощалась, но лишь на время! А затем она величаво повернулась и стала уходить, и он провожал ее ошеломленным взглядом до тех пор, пока она не скрылась во тьме зеркала, а само оно не потухло, став просто старым потрескавшимся и пожелтевшим стеклом.