Лилит. В зеркале Фауста - стр. 35
– Смеетесь надо мной?
– Нисколько. Я здесь не для того, чтобы смеяться над вами. Но вы получите не все сразу. И не задаром. Какой мне резон одаривать вас такими богатствами за просто так?
– Я понимаю. И какова же цена? Как всегда в таком случае – душа жадного гордеца? Моя душа?
– Да бросьте вы, что за средневековые выдумки? И что мне делать с вашей душой? Но поступки вам совершать придется.
– Если вы предложите мне есть маленьких детей, я откажусь.
– А взрослых детей? Не откажетесь?
Горецкий усмехнулся:
– Все равно откажусь.
– Да о чем вы, Горислав Игоревич? – вздохнула ночная гостья. – И я не ем маленьких детей, хотя молва веками мне приписывала разные гадости, и вам бы не посоветовала. Мы с вами едим отличного поросенка, вами же приготовленного, зачем нам маленькие дети? Речь идет о другом. Вы должны перестать быть тем желе, каким были до сих пор, да-да, уж простите меня за откровенность, и начать действовать. Совершать поступки, которые вы хотели совершить прежде, но не решались или боялись это сделать. Вот и все. Стать самим собой, но не старым и больным профессором, которому ни до чего нет дела, а героем своего же романа. Понимаете – своего! Стать тем, кем вы мечтали стать. И начните это прямо сегодня – полночь уже за спиной, а значит, наступил новый день.
Слушая гостью, он заразительно кивал. Какую игру она предлагала ему! Виртуозную, опасную игру! Если он не спал, конечно. И не в горячечном бреду выдумал себе эту гостью. Потому что следовать своим желаниям – это была и его вечная мечта, дикая, упоительная и сладострастная, и вечный страх.
– И никаких договоров? – спросил он. – Кровью?
– Опять средневековые причуды? Ну хотите, можем составить такой договор. Ваш поступок – моя награда. Распишем по пунктам. Но я знаю, миром правит импровизация. Ведь вам, человечкам, дана свобода воли.
– Нет, – покачал он головой, – не будем заниматься бюрократией.
– Другой разговор. Так вот, – очень рассудительно продолжала она, – я сейчас пойду, а вам надо как следует выспаться. Когда вы проснетесь, то первым вашим ощущением будет то, что вы увидели сон. Фантастический сон. Но потом явь станет приходить к вам – и тогда вам станет страшно. Не на шутку страшно. Но вам нужно будет успокоиться, все трезво взвесить, больше не пить, разве что чуть-чуть, для храбрости. И начать действовать. А я загляну к вам на днях. И скорее раньше, чем позже. Идет?
– Идет, – кивнул он.
– Хорошо дéржитесь, Горислав Игоревич.
Минут через пять, все еще на ватных ногах, он провожал ее в коридоре.
– Там холодно, а вы в одном комбинезоне.
– Кто вам это сказал? – спросил она и направилась к вешалке.
Там висели тот самый белый полушубок, что был на ней в электричке, и шапка с помпоном и длинными ушами, на полу стояли сапожки с меховой оторочкой.
Она быстро и ловко оделась.
– Видите, как все привычно? Не хочу вас больше шокировать. На сегодня с вас достаточно.
Они вышли на веранду. Шел снег.
– Ну что, до встречи, Горислав Игоревич?
– До встречи. – Он был растерян и до предела взволнован и оттого плохо соображал. – А как вы? На чем? Надо же было вызвать такси?
– Отвернитесь, – попросила она.
– Просто отвернуться?
– Да, да. Ну что вы как маленький? Прошу вас.
– Хорошо.
Он послушно отвернулся. Только легкое дуновение ветра чуть окатило его сзади. Спиной к саду Горецкий стоял недолго.