Личное дело опера Иванова - стр. 22
— Ну почему же. Я-то как раз всё прекрасно понял. Так что вы поищите, а на счёт Нины Тимофеевны — что вы можете сделать для того, чтобы она больше не работала с детьми?
— Я... А я... Ну а что я... — замямлила заведующая и вдруг кинулась к телефону: — А давайте я прямо сейчас позвоню Красновой?
Тема была переведена топорно, и Андрей не повёлся.
— Не надо звонков. Просто я хочу быть уверенным, что...
Но она уже звонила. Нервничала. Грызла губу и, каждый раз набирая номер заново, заискивающе улыбалась:
— Сейчас, сейчас! Просто не слышит, наверное.
Наконец положила трубку.
— Увы, она, кажется, вышла. Из дома. Она же у нас не числится в штате, на вольных, так сказать, хлебах. С тех пор как с научным трудом у неё что-то пошло не так, она ещё не определилась толком куда теперь — тои в Краснодар, то ли... А может, вам чаю? А я пока ещё попробую дозвониться?
От чая Андрей отказался. Да и до Красновой мог дозвониться и сам — её, позабытые в его кабинете бумаги, лежали теперь у него дома. Но звонить не пришлось — они столкнулись в фойе первого этажа. И... И Краснова была нормальная. В смысле — приятная розовенькая кофточка, юбка до колен, опрятно лежащие на плечах блестящие волосы и лицо — такое светлое и чистое. Только вот озабоченное. И взгляд в пол.
— Оксана! — окликнул её Андрей, и только спустя долгие пару мгновений понял, что не договорил. — Васильевна. — Глупо, как-то, по-пацанячьи, смутился, но тут же взял себя в руки. — Здравствуйте!
После вчерашнего не ожидал, если честно, перемирия, но Краснова, хотя и заметно нервничала во время разговора, однако упрямиться не стала. И даже как-то просветлела от своей озабоченности, что ли.
— Да, я могу! — окинула смущённым взглядом его форму, и её щёчки тут же порозовели. — Даже прямо сейчас, если вам нужно на службу.
— Да, — обречённо признал Андрей, — очень нужно. — Звякнул ключами на колечке: — Вы сами доберётесь?
Она уверила, что без проблем. Однако первые две остановки на автобусе они всё равно ехали вместе — Андрей на участок, а Оксана с детьми домой. Места́ им достались спереди: два двойных, лицом друг к другу. Случайно сталкиваясь взглядами, Андрей с Красновой скованно дёргали углами губ, обозначая улыбку, и, тут же отведя глаза, делали вид, что заняты своими мыслями. Но уже через пару мгновений снова встречались взглядами. И снова разбегались.
А вот Марина жалась к отцу и смотрела на Краснову не отрываясь. Исподлобья. И это его настораживало. До зуда на кончике языка хотелось прочитать ей нотацию о хорошем поведении. Ну или хотя бы просто попросить обойтись без баловства ближайшую неделю-полторы...
По дороге на опорный пункт всё не мог избавиться от непонятного ощущения лёгкости. Гонял его и так, и эдак, и наконец, пришёл к выводу, что это от того, что Краснова, хотя и отчитала его вчера, как мальчика, и даже убежала в слезах, но не обиделась.
Тут же напрягся. Нашёл, тоже, повод для лёгкости!
Во-первых, все её нотации и обвинения в его адрес были полным бредом, и если и обижаться — то ему на неё, а не наоборот. А во-вторых, снова всё нелогично. То, что сегодня, не ожидая встречи с ним, она снова выглядела по-человечески, прямо указывало на то, что вчера именно специально для него вырядилась так подчёркнуто вызывающе. Юбка эта короткая, маечка под которой... Кхм... Маечка, короче. Тоненькая, которая почти ничего не... Чёрт!