Личное дело опера Иванова - стр. 12

Глянул украдкой на Краснову, на этот её нелепый прикид — лохматую причёску, боевой раскрас и остальное: юбчонку, едва прикрывающую задницу и обтягивающую маечку. Сейчас, без пиджака, было отчётливо видно, что под майкой нет лифчика. Вторя движениям утюга, высокая грудь упруго колыхалась и...

...Сжать крепко — до испуганного от неожиданности всхлипа, до дрожащих, полуприкрытых ресниц и стремительно твердеющих сосков...

Ч-ч-чёрт! Отвернулся. Выдохнул, отгоняя наваждение.

— Вот, готово!

— Спасибо, — не глядя, выхватил китель.

— Обедать будете? Хотя, скорее, ужинать уже. Я посмотрела, там суп свежий на плите, Нина Тимофеевна, наверное, сварила. Подогреть?

— Нет, не успеваю. — Замялся. — Оксана, вы не могли бы выйти? Мне нужно переодеться.

— Да, конечно, извините!

Она упорхнула, а её запах остался. И он, в отличие от неё самой, был свежий, нежный и чистый, как воздух после весенней грозы.  Висел в комнате, едва уловимо струился с побывавшей в её руках рубашки. И действовал на Андрея как-то... ненормально.

И только потом, уже в автобусе, он понял, что по запарке всё-таки назвал её просто Оксаной.

Хреновый знак.

_____________________

[1] «Висяк» (жарг.) — нераскрытое, «повисшее» дело, преступление.

4. Глава 4

После планёрки и почти полуторачасовой писанины отчётов, наконец поехал домой. Но по дороге вышел из автобуса на пять остановок раньше, у стадиона на Ленина, и двинул к девятиэтажкам.

Действовал по наитию и не прогадал — вечно отсутствующий по месту прописки дебошир Машков сегодня оказался дома.

— Может, пивка, майор? — пустив Андрея на кухню, беззаботно мусолил он плавничок сушёной воблы, но смотрел при этом цепко, насквозь. — Холодненькое! М?

— Обойдёмся объяснительной, — не ведясь на провокацию, вынул Андрей из папки чистый лист. — Вернее, двумя. Одна по поводу драки, вторая — причина неявки на участок по вызову.

— Да ты хоть понимаешь, к кому пришёл, майор? — угрожающе процедил сквозь зубы Машков. — С кого объяснительную требуешь? Да я с тобой не то, что говорить не обязан, а ты мне ещё и честь отдавать будешь, если прикажу!

Андрей выдержал его тяжёлый взгляд, отмечая при этом трёхдневную щетину «на расслабоне», майку со свежим пятном рыбьего жира на груди, и домашние, растянутые треники. На героя Советского Союза Машков сейчас, прямо скажем, не тянул, несмотря даже на железную выправку, которую уже ничем не погнуть, даже бытовухой. Но, с другой стороны, настоящие, некабинетные герои, они вот такие и есть — неидеальные по жизни.

— Я к вашим боевым заслугам, товарищ полковник в отставке, — звание подчеркнул специально, давая понять, что прекрасно понимает, с кем имеет дело, — отношусь с большим уважением, но они не дают вам права нарушать общественный порядок и запугивать население.

Сохранять официальный тон было довольно сложно. Потому что герой героем, звание званием, но вообще-то они с Машковым были одногодками. И районная милиция — это, конечно, не отряд специального назначения в Афгане, но и не какая-нибудь там охранка на складе с картошкой. И тоже заслуживает как минимум уважения.

— Да ладно? — усмехнулся Машков. — А если это твоё население плевать хотело на общественный порядок, тогда как быть? Я этому гаду раз сказал убрать дерьмо за своей собакой в подъезде, два сказал... Не понимает! А в морду дал — сразу дошло! А в Афгане я бы его в яму на сутки посадил — днём жара и мухи, ночью холод и шакалы. Зато на утро — другой человек!