Лицей 2018. Второй выпуск - стр. 46

– Безопасно, – выдохнул Стрельцов.

– Точно? – Катя слабо улыбнулась.

– Эй, я не шутки шучу. Надо быть настороже, ясно?

– Не шутки, – подтвердила она, но все еще улыбалась.

– Дурочке нравится, что ты приволок ей войну, прямо как под заказ, – с ненавистью прошипела Марина.

– Пошли, провожу тебя в гостиницу.

По пути он изучал поселок, людей: местных и приезжих. На центральной улице велись приготовления к Дню Победы. Перед входом в гостиницу они расстались. Стрельцов оставил ей свой номер телефона. Попросил не говорить Кузьме об их знакомстве, и она загадочно кивнула.

– Дура, – сказала Марина ей вслед.

Стрельцов улыбался.

– А ты – ходишь по тонкому льду, – повернулась она к нему. – Либо делай дело, либо поехали отсюда.

– Нет, рано. Довольно на сегодня. Пошли, выспимся наконец.

Спустя несколько дней, девятого мая, в Крае совершались торжества в честь праздника Победы. Несмотря на то что большое празднование приходилось на Геленджик, поселок чувствовал себя важной частью всероссийского ликования, и тем, кто остался в Крае, выдалось посмотреть праздничный концерт на набережной, принять участие в марше “Бессмертный полк”, отведать гречневой каши из полевой кухни, выпить за символическую плату “фронтовые” сто грамм. Вечером обещали салют.

Кузьма и его люди наблюдали за гуляниями отстраненно, но внимательно. Кузьма испытывал странное чувство, хотя не впервые он приезжал в поселок, чтобы послушать песни и поздравления государственных служащих, специально прибывших на отдаленный мыс. Единственный живущий в Крае ветеран справил столетие нынешней зимой, и никто, кроме близких родственников, не знал, будет ли он присутствовать.

– Придет, как думаешь? – спросил вполголоса Кузьма у Павла. Тот пожал плечами.

– Откуда мне знать. Он ваш, я и не знаю, кто он.

– Артиллерист, – со значением сообщил Кузьма. Под его рукой смиренно и торжественно сидел Борька.

Остальные Кузьму мало интересовали. Его взгляд слепо блуждал по радостным молодым лицам, наслаждающимся призрачным миром, который сохраняется благодаря незнанию, и он скорее испытывал раздражение, но оно не было злым – больше как к детям, не выучившим урок. Однако в праздник вполне можно было простить им желание не думать о дурном, не представлять себе настоящую боль, кровь и грязную фронтовую работу. Дети иногда заглядывались на пятерых угрюмых мужчин, сгрудившихся на краю набережной, вдали от сцены. Они не надели формы, но все пришли в выглаженных рубашках, брюках, начищенных ботинках. К пиджаку Кузьмы была приколота звезда. Солнце было горячим, но тусклым из-за дымки над поселком, и геройское золото мерцало слабо, никому не заметное, кроме его людей.

В середине дня, синхронно с остальной страной, в поселке прошел парад памяти: колонна из нескольких десятков жителей пронесла по расступившейся набережной портреты и флаги. Многие надели гимнастерки, некоторые были и в полной военной форме времен великой войны. С черно-белых или реже цветных фотокарточек на зрителей глядели люди, перенесшие первый бой с фашизмом, но некоторые пришли и просто с фото своих родственников прошлого-позапрошлого поколений. Кузьма наблюдал живое движение памяти по брусчатке, залитой современной музыкой, и тихий гнев давил его сердце. Он не мог описать, против кого направлено клокочущее чувство, – знал лишь, что это нечто темное, отвратительное человеческой природе, остановленное бессчетным множеством смертей. Ему было приятно, когда глаза давно минувших людей-героев коротко смотрели в его глаза. И он прощал мирным людям их почтительный карнавал, переполненный гордостью за предков и любовью, не прошедшей еще настоящего испытания.