Лицеист - стр. 39
Я никогда раньше не интересовался делами рода, да и сейчас занимался бумагами без особой радости, однако что-то подсказывало, что эти знания уж точно не окажутся лишними. И поэтому стоит посвятить им если не все свободное от тренировок время, то хотя бы большую его часть.
— Шахты… Железо, алюминий. — Я отложил в сторону несколько листов с печатями. — Сталелитейный завод, акции… Блин!
Нет, финансовые дела никак не хотели укладываться в голове. Точнее, их упорно теснило кое-что другое. Сложное, загадочное, немного пугающее — и оттого еще более манящее и интересное.
Вряд ли Багратион желал мне чего-то плохого. Но Костя не просто так называл его светлость самым опасным человеком в империи: представитель древнего рода, праправнук того самого Петра Ивановича Багратиона, который разбил Наполеона под Смоленском. Одаренный, взявший чин действительного тайного советника и второй магический класс в неполные сорок четыре года. Тот, на ком висела вся или почти вся безопасность страны и самой государыни императрицы.
Ни мне, ни Мише, ни Косте не приходилось даже слышать о внешних и уж тем более внутренних врагах империи. И, вероятнее всего, не из-за отсутствия таковых, а из-за того, что Багратион и его Третье отделение хорошо делали свою работу. Порой не стесняясь в средствах. Немногим известно, сколько людей самого разного происхождения и нации исчезли без следа по воле тайной полиции.
Такие люди редко приезжают лично просто побеседовать с юными задирами. Даже теми, что вдруг обрели силу не по возрасту. И таинственное появление Багратиона вызывало любопытство… удовлетворить которое я не мог.
А если так — то какой смысл вообще об этом думать?
Я аккуратно сложил бумаги в ящик стола. До ужина оставался еще час или полтора, так что мне не пришло в голову ничего умнее, чем просто прогуляться по поместью. Основные здания я, разумеется, знал неплохо, хотя в некоторые заглядывал последний раз чуть ли не в далеком детстве.
Беседка среди деревьев. Часовня, которая пустовала уже лет десять — дед никогда не был особо верующим, а мама обычно выбиралась в собор в Гатчине или в Казанский.
Конюшня, прижавшаяся к могучему боку усадьбы, — в ней и раньше было немного лошадей, а после смерти родителей дед с Костей распродали остальных и отдали помещение кому-то из местных, мужику из крестьян. Тот соорудил то ли мастерскую, то ли что-то еще — я ни разу не интересовался.
Гараж — из него я и угнал отцовскую «Волгу» в тот день, когда Воронцов меня чуть не угробил. Теперь это казалось чем-то почти забытым, оставшимся в прошлом, хотя с той злополучной гонки прошло меньше полутора месяцев.
Здорово же я изменился за это время. И дело уж точно не только во внезапно усилившемся вдесятеро Даре.
Задумавшись, я прошагал мимо гаража и уже думал повернуть обратно, когда мое внимание вдруг привлек свет. Он пробивался сквозь молодую поросль в самом дальнем краю сада. Там, где ухоженные и ровно постриженные деревья понемногу уступали место диким, которые будто перелезли через ограду и понемногу отвоевывали себе землю там, куда неохота было ходить людям из усадьбы.
Крохотная глушь прямо на территории родового гнезда Горчаковых. Я любил убегать сюда, получив лещей от Мишки. Кажется, там еще был сарай, построенный чуть ли не раньше самой усадьбы, лет сто пятьдесят назад… Да, точно был — только почти заброшенный. Там не хранили даже садовую утварь — только стаскивали гнить всякое бесполезное барахло, которое жалко было просто выкинуть.