Летучий Корабль - стр. 2
Но Ганеша был всё ещё одержим предлагаемой ему учеными (котами) реальностью и рассматривал данное состояние в духе современных ему идей как прострацию. То есть – как следствие охватившего его несчастья, с которым априори нужно бороться.
До тех пор, пока его транс наконец-то ни выдохся. И Аполлон не сумел-таки объяснить ему, что в случившейся драме виноват не он, не Ганеша, а всецело один Банан. С его непристойным поведением. С Иридой. Но отдуваться и мучить себя совестью будет только и только Ганеша. Потому что пока связь Пана-Банана и Сиринги танцевала ими в своей чарующей длительности, Ганеша был тому нужен. А теперь нет. Так как сердце – пусковой механизм, используемый телом для создания у нас тех или иных поведенческих установок. Обогащающий «горючую смесь» установки кислородом чувств, окрашивая её в неистовые тона. Дабы мы не смогли сдержать её сквозной напор доводами разума. И что если Банан до сих пор и со-настроен с Ганешей, то есть и продолжает себя наивно мучить, наслаждаясь образом великомученика, то только потому, что сам Ганеша подстрекает его к тому своим больным до женской плоти воображением. Находя её – прекрасной! Рассматривая её лишь как повод для того поэтического бреда, которым он насквозь пропитан. Воображая и отношения с женщинами также, как нечто возвышенное. А не как нечто сугубо утилитарное, как рассматривают это сами женщины.
Не понимая, что отношения с женщиной есть нечто волшебное и иррациональное ровно до тех пор, пока ты её интересуешь. И нечто животное и рациональное – когда ты уже не в силах её заинтересовать. В попытке хоть как-то обосновать для себя вашу всё ещё длящуюся, по инерции, связь.
То есть – мина замедленного действия. Которую ты сам же и активируешь, как только признаёшься ей в любви, произнося имя этого «господа» всуе.
Категорически отвергнув ещё один «вариант» матери его утешить: не менее прекрасной Принцессой, дочерью её подруги Анны. Которую, он знал, они обе готовили ему ещё с детства. На медленном огне их дружбы. Сердце которой внезепно тоже оказалось вакантным. Заставив их задумчиво оглянуться в прошлое, вспоминая друг друга сквозь толщу лет, как сквозь двояковыпуклую линзу, делавшую любой их поступок тогда – сейчас таким огромным и исполненным глубокого смысла. Но…
Но ему было не до лавров. Ганеша всё ещё зализывал раны после Битвы с Сирингой.
Наконец-то поняв, к чему Сирингу подвели события её жизни. Наблюдая в слепом кино воспоминаний заново её «сцену плача» в объятиях матери. Ведь выходило, что Сиринга просто-напросто боялась от него снова забеременеть. По крайней мере – до тех пор, пока окончательно не разрешится вопрос со свадьбой. И лишь тогда ей уже никогда не придется вновь проходить по кругу «ада» избавления от ребёнка. В этом-то и была причина того, что Сиринга всем, включая и его самого, так долго отказывала, навсегда усвоив этот урок. А не в том, что она изначально была какой-то там недотрогой, какой он Сирингу – через её упорные отказы – тогда наивно и воспринимал. На первый взгляд. Который у него за этот период благополучно сформировался, подсовывая её неврозу в своём воображении самые возвышенные и зазеркальные контексты. Охотно веря в то, что она – самое светлое, чистое и возвышенное, что когда-либо было в его жизни!