Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор - стр. 18
А важно то, что Фил после встречи с барашком совершенно опустился и перестал есть мясную пищу. Стоило ему взять в зубы смачную котлетку, как он тут же встречался взглядом с укоризненным глазом барана. Фил краснел, бледнел и выбрасывал котлетку в окно, где ее тут же ловил в сачок керосиновых дел мастер Элтон Джон. А Фил катастрофически терял вес. Он уже не был тем упитанным коротышкой. Напротив, он стал таким щуплым, что его даже путали с Брайаном, и если Фредди и вмазал единственный раз за всю свою жизнь Филу по затылку, так только потому, что спутал его со спины с Гарольдычем.
– Глуп, как пуп, – ругался Коллинз на следующий день в «Шинке». – Спутать меня – с этим хлыщом! Эва!
– Твой Мэй, – раздался вдруг чей-то вопль, – сидит тут на месте Фила и буровит с копытным!
И на лысину Коллинза обрушился такой хлопок, что бедный шинкарь чуть не отдал Богу не только свою измотанную душу, но и кое-что иное. Развернувшись, он узрел сзади не кого иного, как Дэвида Боуи собственной персоной.
– Уг, – смущенно кашлянул Боуи. – А где Мэй?
– Откель я-то знаю? – сердито сказал Фил, потирая хлопнутое. – Я шинкарь.
– А чего отощамши? – недоверчиво спросил выглядывающий из-за плеча Боуи Джон.
– Это называется – лечебное голодание! – поднял палец Фил. – Лечусь я. Жру одни лекарства. Поэтому и голодаю.
– А зачем тебе Мэй? – поинтересовались Фил с Боуи у Джона.
– Да говорили, что он в «Шинке», – пожал плечами Джон. – А мне выпить не с кем. А Мэй…
– А Мэй только вчера просох, – сухо сказал Боуи.
– А хрум тамид жочах, – невнятно сказал Джон, поедая БигФилбургер («две лосиных котлеты-гриль, специальный синий сыр, муравьи, салат-латук, все на булочке с кинзою – не стошнил? Все это – БигФил!»).
– Это хорошо, – кивнул Боуи, – а точнее?
– Сам черт ему не брат, – прожевал Джон, и тут заметил жадный взгляд Коллинза. – Ой, извини, больше нет…
– У меня есть, – сжалился Элтон Джон, вынул из сачка и протянул бармену котлету, внешний вид которой показался Коллинзу до боли знакомым.
– Твоя, – поддакнул Элтон. – Вот уж не думал…
– Он вообще редко думает, – встрял Джон. – Только по вторникам, после обеда.
– Что ты способен на такие фигли-мигли, – закончил Элтон.
– На такие хрюки-щуки, – поддержал Боуи.
– На такие зиги-заги, – встрял Джон.
– На такие экивоки, – влез баран.
Все с неодобрением, а кое-кто даже со злобой посмотрели на него.
– Чего надо? – свирепо спросил Коллинз. – Уйди, животное!
– Опять ешь котлеты? – хрипло поинтересовался барашек. – Из моего мясца-то ты ведь котлетки жрешь, каннибал!
– Они лосиные! – фальшивым голосом возопил Коллинз.
– А лоси, можно подумать, не люди?! – пресек баран. – Всех маралов в зоопарке переел, Злобный Убийца с Чаном! Потом за медведя примешься, а там и до Ринго недалеко? Съешь ему ручки – гам! Съешь ему ножки – гам!
– Всегда на страже! – это вошел Ринго. – Штрафы со всех вместе, или с каждого по отдельности?
– Ринсмен, это не по-конституционному, – выступил вперед Боуи.
– Я и суд присяжных, я и адвокат, – прервал гнусные инсинуации Старр. – Штраф!
– Нас же больше, – скучающим голосом сказал Джон, и все, очень неожиданно для Ринго, и в особенности для барана, набросились на них и скрутили. Не сразу, но шум битвы долетел даже до мило храпящей прабабушки Боуи, глухонемой с тринадцати лет. Она пробудилась, расправила помятые со сна уши и, видно, кое-что все-таки услыхала, потому что открыла рот и сказала первую за сто лет фразу: