Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 3 - стр. 37
Нововведение чрезвычайно понравилось вольному народу, так как Элтон в редакцию своей «Уры» никого не пускал, а корреспондентов норовил облить чернилами или спустить на них своего бойцового хомяка. В «Скандалы и Ужасы Темной Половины Кенсингтона через Черное Зеркало» же никто и подавно ходить не хотел – кому нужна лживая и продажная газета? Тем паче, что после смерти ее официального редактора Боба Марли (при котором, кстати сказать, «Зеркало» побивало все рекорды продаж), все права на нее перешли к Коллинзу, и он по вечерам, после сочинения очередной нетленки и закрытия «Шинка» при свете черной свечи предавался нездоровым утехам в виде сочинения кляузных сенсаций типа «В Темзе выловили в доску пьяного снежного человечка размером с валяный сапог» или «Невероятное разоблачение злобного карлика Элтона Джона, носящего с пяти лет искусственную ногу и хранящего по этому поводу многозначительное молчание!». О том, каким же образом сам Фил узнал о протезе, редакция умалчивала и только упоминала Пятую поправку американской конституции. При усилении же расспросов негодный редактор сердился, топал ногами и обещал больше «Двойного» не делать ни под каким видом! «Кенсингтончик» в народе любили и поэтому старались не обижать строптивого шинкаря.
Звезда же господина Элтона норовила вот-вот закатиться, несмотря даже на то, что он после выхода скандальной статьи публично разоблачился на рынке и дозволял всем и каждому лично щипнуть его за якобы искусственную ногу, а потом ходил к доктору Габриэлу делать специальные свинцовые примочки.
Элтон Джон не для того же был рожден кенсингтонцем, чтобы вот так вот, запросто и без сопротивления, позорно отступить и сдать свои позиции. «Еще повоюем!», гордо говорил он, встряхивая своей на сей раз действительно искусственной шевелюрой. И – точно! Война была объявлена, но сугубо партизанская. Посему об этом никто не знал. Однако у «чайниковцев» с самого первого дня начались неприятности.
Для начала пропал ящик со штифтами. Возвращен же он был в таком виде, что Кита Ричардса пробило на землю. Каждый штифтик представлял собой миниатюрную копию лица Элтона Джона, скорчившего страшную рожу и высунувшего длинный язык. Срочно был вызван экипаж, и несчастного Ричардса пришлось отправить в Паддингтон, а точнее – в приемный покой доктора Питера Габриэла.
Здесь нам просто необходимо сказать несколько слов, а то мы знаем, есть такие шкодливые читатели, которым ежели не разъяснишь, что к чему – так еще и по судам затаскают!
Итак, откуда бы Габриэл – да в Англии? Мы верно поняли ваш вопрос? Так вот, читайте справку: бросив свое невыгодное и более того – вгоняющее в неизлечимую депрессию – дело набивки на Ваграмском мосту, доктор Габс двинул в Паддингтон, наголову разгромил тамошних лекарей и знахарей и уселся врачевать в заведении, которую собственноручно переименовал из кондитерской «Розовый слоник» в клинику «Пит и доктор Пар». Доктор он был, конечно, не ахти, но, если бы он кому-нибудь рассказал о своей первоначальной профессии, он никогда бы не зарабатывал больше 50 тысяч фунтов, ведь его чистый оклад насчитывал 6 штук, а остальное было магаром от благодарных паддингов.
Паддингтонцы же были потому такие благодарные, что слишком хорошо помнили своего прежнего врача – Роджера Уотерса. Этот, с позволения сказать, чудак, вместо того, чтобы с подобающим профессии достоинством исцелять людей, вбил себе в башку вздорную идею – принимать в свою клинику самых вредных, склочных, скучных и злобных негодяев. Им сразу же были приняты на работу Сид Вишез (пока еще тот был жив), Джонни Роттен, Боб Гелдоф, Мадонна и Дмитрий Ревякин. Последний, кстати, упрямо отбивался и кричал: «Недостоин!», но его раскачали и вбросили в лечебницу, не спросясь. Эти самые бравые ребята в течение какой-то пятилетки довели весь Паддингтон до ручки. В смысле, каждый паддинг, побывавший в клинике, по возвращении из оной садился за стол и писал письмо королевскому обществу защиты пациентов, если у него еще оставалось, чем писать. Письма же в Паддингтоне перлюстрировал человек Уотерса – купленный за франки Эрик Робертс, посему ни одна жалоба до места назначения не дошла. Дошли они все до Уотерса, и если несчастным просителям доводилось еще раз попасть в клинику, последствия сего неосторожного шага были печальны.