Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2 - стр. 23
Щаз, подумал Брайан в панике. Он хорошо помнил тот день, когда лет пять назад его дернул черт в образе Стинга оставить Фредди на ночевку. Брайан знал, что когда Фредди не хочет спать, он хочет гулять и проказничать, поэтому не спал и караулил всю ночь. Когда же, привлеченный странными звуками, Мэй в полпятого зашел в комнату к Фредди – его чуть удар не хватил. Фредди вспомнил молодость и расписал стены в стиле «высокий дизайн». К тому же пол был покрыт свежим липким асфальтом, за которым Фредди не поленился слазить из окна на улицу. Шторы с окон неутомимый график разрезал ножницами на изящные полосочки, а ковер в настоящее время тщательно обмазывал чернилами, тихонько посапывая от восторга. С тех пор Брайан не пускал к себе Фредди, а если тот все ж таки заваливался попить чайку, держал его в коридоре и туда же выносил чай с печеньем. В общем, с Фредди-На-Ночь забот хватало, поэтому Брайан испуганно перекрестился и поплелся в спальню. За ним поспешил ликующий Фредди.
– Наконец-то, – слышал Мэй за спиной бормотание друга. – я увижу ночлежку этого похитителя рожков.
Зайдя, Фредди на минуту лишился дара речи. И немудрено – Мэй, холостякуя и жадясь, совершенно опустился и в своем новом доме до сих пор ни разу не убирал и даже не вытирал пыль.
– Он должен быть где-то здесь, – пыхтел Мэй, сбрасывая со стола гору хлама. – Совсем рядом.
И он исчез в недрах горы. Спустя пять минут оттуда высунулась его голова, жадно глотающая воздух.
– Нету, – сказала она, вращая глазами. – Наверняка он тут…
И Мэй юркнул в шкаф. Там задребезжало, грохнуло, и Мэй извлекся, грязный до неприличия.
– Не видать, – сказал он. – Ну тогда он, как пить дать, лежит под кроватью. Это его любимое место.
И Брайан со скрежетом полез под кровать. Фредди уселся поудобнее на коробку из-под телевизора, также набитую разным хламом, и принялся ждать рожок. Но рожка не было. Зато вместо него из-под кровати полетели:
Огромный булыжник. Веер. Парик. Еще один парик. Открытка с видами Свердловска. Два яблока. Пешка. Долото. Пластмассовая кукла-негритенок. Жвачка б/у. Карандаш. Крышка от кастрюли. Ракушка…
– Ой, ракушечка! – умилился Фредди. – Подари! Можно?
– Нельзя, – глухо сказал Мэй. – Это для клипа.
– Какого это клипа? – сухо осведомился Фреди.
– Ясно какого, – отозвался Мэй. – Моего. Моя песня. И я – сам.
– Тоже мне – Маяковский, – фыркнул Фредди. – Слышь, Владим Владимыч! А петь ее буду я. Иначе там и сгниешь, под кроватью!
Мэй испуганно завозился, стукаясь головой об какие-то элементы конструкции. А Фредди, чтобы подкрепить слова увесисто, плюхнулся на ложе и несколько раз энергично подпрыгнул. Раздался такой писк и вой, что Фредди перепугался.
– Ладно, – сказал он, слезая. – Прощаю. Гони рожочек. Рожолечек. Рожолюлечек.
Из под ложа полетела следующая партия:
Обертка от «Сникерса» (52 экз.). Три исписанных стержня. Куча кнопок. Список приглашенных на день рождения двадцатитрехлетней давности. Расческа с одним зубом. Обломок каминной доски. Кружевной воротничок. Облако пыли. Свисток. Линейка. Несколько пробитых талончиков на омнибус. Страшно истрепанная книжка Джерома «Трое в лодке» с карандашными пометками и залитыми слезами страницами там, где упоминается Хэмптон, в особенности – Хэмптон-кортский лабиринт, с которым у Мэя было связано не одно детское воспоминание.