Лето детства - стр. 6
Наконец он вздрогнул, вскочил на ноги и как пьяный, шатаясь и «пританцовывая», погнал к остальным курам.
– Нин, ты больше так не делай – ладно? А то меня из дома изгонят.
– Ладно, знала бы, что он такой же, как ты, нежный, не трогала бы.
Мы пошлёпали босыми ногами по горячей пыли в центр села к магазину.
– Слушай, как ты умудрилась на телёнка с чердака свалиться? Мы чуть со смеху не умерли.
– Хорошо тебе смеяться, – обиделась я.
– Чего это мне? Всё смеялись.
– Не придирайся. Когда Валька сказала, что будет водить, мне захотелось спрятаться так, чтобы она меня не нашла. Она когда-то говорила, что на чердаке в сене хорошо прятаться, ну я и полезла. Не успела взобраться, как Валька кричит: «Всё, иду искать…», – я от страха и бросилась туда, где утоптано было…
– Чего ты на поросёнка не упала, он мягче…
– Да ну тебя, – обиделась я.
Нинка толкнула меня в бок:
– Да брось ты обижаться. За Козаком бык по проулку гонялся, вот где ужас был… Отец уже за ружьём побежал, а тут Колька, как кошка на дерево сиганул. А если бы дерева поблизости не оказалось? Зато вспомнить есть что.
Мы шли плечом к плечу, я крепко сжимала в ладошке двадцать копеек, понимая, что если их потеряю, то порки мне сегодня не избежать. «Как хорошо, что у меня есть такая храбрая и беззаботная подруга», – думала я, слушая Нинкин рассказ о Колькином приключении.
Валька росла шустрой и вызывающе дерзкой. Она стояла, расставив крепкие ноги, и с неприкрытым упрямством из-под белых бровей смотрела на отчитывающую её за провинность бабушку. Весь её вид говорил о несогласии с чем бы то ни было и готовности противостоять всему, что может покуситься на её правоту. Пальцы рук в заусенцах, с сгрызенными ногтями, теребили подол короткого выцветшего платья.
– Чисто батька! Нашего ничего в ней нет! Вот ведь оторва! Господи, прости! Я её уже бояться начинаю. Вроде как и слушает, но видно, что ничего до неё не доходит, – Надя беспомощно развела руками. – Валька, ты ж уже большая, что ж ты вытворяешь? Хоть бы мать свою пожалела, она ж бедная, от работы своей проклятой измученная, и ты ещё ей горя добавляешь. Прибьёт тебя в сердцах. Зачем с Козаком связалась, он же младше тебя, да и хлопец… Чего на сей раз не поделили?
Она устало опустилась на табурет.
– И что мне с вами делать? Вот возьму и в лес жить уйду, лесник давно зовёт, помогать ему некому, а вы тут, как хотите; хоть побейте друг дружку.
– И я с тобой, – робко вставила Нюта.
– Во, возьми, ты ж только её и любишь, – наконец подала голос молчавшая до сих пор Валька.
– Что ты выдумываешь, дурная! Я вас всех люблю одинаково, вы мне все внуки. Только от Нюты и Вовки таких проделок ждать не приходится … Ты хотела, чтобы тебя за них по головке гладили? Зачем нос Кольке разбила?
– Пусть не гавкает, что не надо. Ладно, Белкой-Стрелкой дразнит, так ещё и безотцовщиной обзывает.
– Ну и что тут обидного? Ты ж и вправду белобрысая и быстрая, а что без отца, так это даже наш пёс Букет знает. Чего тут обидного? – повторила свой вопрос бабушка.
– Он Белкой – Стрелкой обзывает потому, что в космос собаки полетели и зовут их так же. Я ему собака что ли?
– Тю, дурная! Гордиться таким званием надо, а ты обиды… Я-то думала, что сурьёзное, а тут дурь одна. Иди, окаянная, поросятам травы сорви.