Летний сад - стр. 69
В Новом Орлеане по ностальгическому порыву он купил ей платье, которое увидел в какой-то витрине, цвета слоновой кости, муслиновое, с пышной юбкой и кружевом. Платье было чудесным, но, к сожалению, оказалось ей велико: она просто утонула в муслиновых волнах. А меньшего размера в магазине не было.
– Ваша жена очень миниатюрная, сэр, – сказала пышная продавщица, глядя хмуро и осуждающе, то ли не одобряя миниатюрность Татьяны, то ли выражая недовольство тем, что такой крупный мужчина женился на крохе.
Но они все равно взяли это платье вопреки суждению мощной продавщицы, и тем вечером в их убогом и душном номере в отеле, рядом со спящим в их кровати Энтони и под гудящим на потолке вентилятором, Александр молча измерил Татьяну, убеждая себя, что это математика, а не любовь, это просто окружности. Ее лодыжки – шесть дюймов. Икры – одиннадцать. Верхняя часть бедер – восемнадцать с половиной. Сантиметр упал, руки Александра сомкнулись на ее бедрах, пальцы горели. Он продолжил. Бедра, прямо над светлыми волосками, – тридцать два дюйма. Талия – двадцать один. Снова уронив сантиметр, он обнял ее за талию. «Энтони рядом, – прошептала она. – Спит беспокойно…»
Ее грудь – тридцать шесть дюймов. Если обхватить ее с поднявшимися сосками – тридцать шесть с половиной. Сантиметр упал окончательно, Энтони ворочался. «Шура, пожалуйста…» Комната была крошечной и жаркой, и через открытое окно их могли услышать матросы… Но на этот раз математики было недостаточно. В углу, задыхаясь, стоя на коленях на жалобно скрипящем полу, в каком-то футе от спящего Энтони и смеющихся снаружи моряков…
Теперь, уже в пути, он страдал от жажды, голода, сильного возбуждения; он оглянулся, проверяя, что делает Энтони, занят ли он своими жуками, достаточно ли он занят жуками, чтобы не увидеть, как его отец слепо тянется к его матери. Но Энтони с заднего сиденья наблюдал за ними:
– О чем ты думаешь, па?
– Ох, ты же знаешь своего папу. Немножко о том, немножко об этом. – Александр слегка охрип.
Скоро они покинут Западный Техас и окажутся в Нью-Мексико. Александр бросил еще один долгий взгляд на ключицы Татьяны, стройные плечи, верхнюю часть рук (восемь), изящную шею (одиннадцать), белое горло, которое ожидало его поцелуев. Взгляд скользнул вниз, к ее босым ногам под хлопковой юбкой; белые и изящные, как и ее руки; ступня – шесть, кисти рук – пять, на три дюйма меньше его собственных, – но он задержался именно на ступнях; почему?.. И вдруг он открыл рот, чтобы издать протяжный болезненный вздох при тяжелом нежеланном воспоминании. Нет-нет, только не это… пожалуйста… Он вздрогнул. Нет.
…Ноги – грязные, большие, с почерневшими ногтями, покрытые синяками, неподвижно лежавшие под рваной, старой коричневой юбкой, – ноги мертвого тела пораженной гангреной женщины, которую он нашел в прачечной… Именно Александру пришлось тащить ее за эти ноги к могилам, которые он только что выкопал для нее и трех других, умерших в тот день…
Он пошарил рядом с собой в поисках сигарет. Татьяна достала одну для него, протянула ему вместе с зажигалкой. Он нервно закурил… Он натянул юбку той женщины ей на лицо, чтобы на него не падала земля, когда он засыпал эту малую часть общей могилы. Тело женщины под юбкой оказалось так изуродовано, что Александра невольно затошнило.