Летний сад - стр. 43

– Пожалуйста, не готовь снова капусту.

Энтони расстроился. Он любил капусту. И ведь когда-то его отцу тоже нравились пироги с капустой.

Но Александр сказал – нет капусте.

– Почему? – спросила Татьяна, когда они вышли на палубу их плавучего дома, качавшегося на волнах. – Раньше она тебе нравилась.

– Мне раньше многое нравилось.

«Это точно», – подумала Татьяна.

– Я видел капусту, выраставшую до размеров трех баскетбольных мячей на груде человеческого пепла и костей, в лагере смерти в Польше, он назывался Майданек. Это была необычная капуста, ты такой никогда и не видела, и росла она на останках евреев. Ты бы и сама никогда больше не стала ее есть.

– Даже в капустном пироге? – тихо спросила она, стараясь отвести его мысли от Майданека к деревне Лазарево.

– Даже в пироге, Таня, – ответил не поддавшийся Александр. – Никакой больше капусты для нас.

И Татьяна никогда больше ее не готовила.

Энтони сказали, что он не может встать из-за стола, пока не опустошит тарелку.

– Уйду когда захочу!

Александр отложил вилку:

– Что ты сказал?

– Ты не можешь мне приказывать, что делать! – ответил Энтони, и его отец встал из-за стола так стремительно, что Энтони свалился со стула и бросился к матери.

Забрав его из рук Татьяны, Александр решительно поставил его на пол:

– Я могу и буду говорить тебе, что делать. – Его ладони легли на плечи сына. – А теперь давай попробуем снова. Ты не выйдешь из-за стола, когда захочешь. Ты будешь сидеть, доедать ужин, а когда доешь, ты спросишь разрешения уйти. Понятно?

– Я сыт! Почему я должен доесть?

– Потому что должен. В следующий раз, Таня, не давай ему так много.

– Он говорил, что голоден.

– Дашь добавки. Но сегодня он съест все до конца.

– Мамуля!

– Нет, не мамуля решает, а я! Заканчивай ужин.

– Мам…

Руки Александра крепко сжали его плечи. Энтони съел все до конца и попросил разрешения выйти из-за стола. После ужина Татьяна вышла на узкую палубу, где сидел и курил Александр. Она осторожно, неуверенно пристроилась рядом с ним.

– Ты слишком мягка с ним. Он должен учиться. И будет учиться.

– Я знаю. Но он такой маленький…

– Да, только когда он догонит меня, будет слишком поздно.

Она села на пол.

Немного погодя Александр заговорил:

– Он не может оставлять еду на тарелке.

– Я знаю.

– Хочешь, чтобы я рассказал тебе, как твой брат умирал от голода в Катовице?

Татьяна с трудом сдержала тяжелый вздох.

– Только если ты сам хочешь, милый.

Только если тебе это необходимо. Потому что, в отличие от тебя, я о многом никогда не хотела бы говорить.

В лагере военнопленных в Катовице, в Польше, куда немцы отправили Александра, его лейтенанта Успенского и Пашу – на советскую половину, что означало территорию смерти, – Александр видел, как слабеет Паша. Ему не хватало энергии, чтобы поддерживать телесную оболочку. А хуже всего было то, что его ранили в шею. Он не мог работать. То, что получали в лагере советские люди, просто медленно убивало их. Александр соорудил нечто вроде деревянного копья, и, когда он был в лесу, рубил деревья на дрова, он поймал трех кроликов, спрятал их в одежде, а вернувшись в лагерь, приготовил на кухне, отдав одного повару, одного Паше, а третьего разделив с Успенским.

Он почувствовал себя лучше, но все равно практически умирал от голода. Во время Ленинградской блокады он узнал от Татьяны, что, если ты постоянно думаешь о еде – как ее добыть, приготовить, съесть, постоянно ее желаешь, – ты обречен. Он видел таких обреченных – тогда, в Ленинграде, и теперь в Катовице, – их называли доходягами; эти люди не могли работать, они бродили по лагерю, волоча ноги, и рылись в отбросах, и съедали любую крошку, какую только могли найти. Когда один из таких доходяг умер, Александр, направляясь копать могилу, обнаружил Пашу и еще троих у костра за бараками: они пожирали нечистоты умершего.