Летний сад - стр. 28
И в это утро юная Татьяна спешила по дороге, неся два ведерка молока от коровы Берты. Она напевала, молоко плескалось, Татьяна торопилась, чтобы поскорее дойти и забраться в кровать и читать изумительную книгу, – и девушка невольно подпрыгивала на ходу, а молоко проливалось. Она остановилась, опустила коромысло с плеча на землю, подняла одно ведро и выпила из него теплого молока, потом подняла другое и выпила еще. Снова подняв коромысло на плечи, побежала дальше.
У Татьяны были длинные руки и ноги, все вытягивалось в прямую линию – ноги, колени, бедра, грудная клетка, плечи, сходясь к длинной шее, и все это венчало круглое русское лицо с высоким лбом, крепким подбородком, розовым улыбающимся ртом и белыми зубами. Глаза ее сверкали озорной зеленью, щеки и маленький нос покрывали веснушки. Это радостное лицо окружали очень светлые волосы, легкие как перышки; они падали ей на плечи. Никто не мог сидеть рядом с Татьяной и удержаться от того, чтобы не погладить ее шелковую голову.
– ТАТЬЯНА! – Этот крик раздался с крыльца.
Кто же это мог быть, кроме Даши.
Даша всегда кричала. Татьяна, нужно то, Татьяна, нужно это. «Ей бы научиться расслабляться и понижать голос», – подумала Татьяна. Хотя зачем? Все в семье Татьяны были шумными. А как еще можно кого-то услышать? Их было слишком много. Ну, ее седой дедушка как-то умудрялся быть тихим. И Татьяна тоже. Но все остальные: ее мать, отец, сестры, даже брат Паша – ему-то зачем кричать? – все орали, словно только что появились на свет.
Дети шумно играли, а взрослые ловили рыбу и выращивали овощи в огороде. У кого-то были коровы, у кого-то козы; они меняли огурцы на молоко, молоко на зерно; мололи рожь и сами пекли хлеб. Куры несли яйца, которые меняли на чай у горожан, и время от времени кто-то привозил из Ленинграда сахар и икру. Шоколад был таким же редким и дорогим, как бриллианты, и потому, когда отец Татьяны (который недавно по служебным делам ездил в Польшу) спросил детей, что им привезти, Даша тут же сказала: «Шоколад!» Татьяна тоже хотела сказать «шоколад», но вместо того произнесла: «Может быть, красивое платье, папа?» Она донашивала одежду за сестрой, и она ей была велика.
– ТАТЬЯНА!
Голос Даши несся со двора.
Неохотно повернув голову, Татьяна недоуменно посмотрела на сестру, стоявшую у калитки, упираясь ладонями в широкие бедра.
– Да, Даша? – негромко произнесла она. – В чем дело?
– Я тебя уже десять минут зову! Охрипла от крика! Ты меня слышала?
Даша была выше Татьяны и полнее; ее непослушные волнистые каштановые волосы были связаны в хвост, карие глаза негодовали.
– Нет, не слышала. Может, надо было кричать громче.
– Где ты была? Ты два часа пропадаешь – и это чтобы принести молоко через пять домов по дороге!
– А где пожар?
– Прекрати! Я тебя жду.
– Даша, – философски заметила Татьяна, – Бланка Давидовна говорит, что Христос благословляет терпеливых.
– Ох, ты умеешь зубы заговаривать, хотя ты – одна из самых нетерпеливых особ, кого только я знаю.
– Ладно, скажи это корове Берты. Я ждала, пока она вернется с пастбища.
Даша забрала у Татьяны бадейки.
– Берта и Бланка тебя накормили, так?
Татьяна округлила глаза:
– Они меня накормили, они меня поцеловали, они прочитали мне проповедь. А сегодня даже не воскресенье. Так что я сыта, чиста и едина с Господом. – Она вздохнула. – В следующий раз можешь сама пойти за молоком, нетерпеливая язычница.