Летний сад - стр. 19
Они посидели молча.
– Расскажи мне о твоей жене, – попросил Ник. – Она меня не боится. Не то что другие здесь. Она уже видела такое?
Александр кивнул:
– Да, она такое видела.
Лицо Ника просветлело.
– А ей нужна работа? Армия будет ей платить десять долларов в день за уход за мной. Что скажешь? Немножко лишних денег для твоей семьи.
– Нет, – качнул головой Александр. – Она достаточно долго была сиделкой. Хватит с нее. – И добавил: – Да нам и не нужны деньги, у нас все в порядке.
– Да ладно, всем нужны деньги. Ты мог бы купить свой дом, а не жить у этой чокнутой Джанет.
– А что ей тогда делать с сыном?
– Приведет с собой.
– Нет.
Ник замолчал, но сначала огорченно фыркнул. Наконец он сказал:
– Мы в листе ожидания на сиделку, но не можем пока ее получить. Их недостаточно. Они все уезжают. Их мужчины возвращаются, они хотят завести детей, они не желают, чтобы их жены работали.
– Да, – согласился Александр. – И я не хочу, чтобы моя жена работала. В особенности сиделкой.
– Если я не получу сиделку, Бесси говорит, что отправит меня в армейский госпиталь в Бангоре. Говорит, мне там будет лучше.
Александр влил в горло полковника еще порцию так необходимого ему виски.
– Они-то точно будут счастливее, если я окажусь там, – сказал Ник.
– Пока они не выглядят счастливыми.
– Нет-нет. До войны они были отличными.
– А где тебя ранили?
– В Бельгии. Арденнская операция. Чин имеет свои привилегии и всякое такое. Но взорвался снаряд, мои капитан и лейтенант погибли, а я обгорел. Может, все и обошлось бы, но я пролежал на земле четырнадцать часов, прежде чем меня подобрал какой-то взвод. Началось заражение, спасти конечности не удалось.
Еще по глотку, еще сигарета.
Ник сказал:
– Им бы лучше было просто оставить меня в том лесу. Тогда все было бы кончено для меня пятьсот пятьдесят дней назад, пятьсот пятьдесят ночей назад.
Он понемногу успокоился благодаря виски и сигаретам. И пробормотал наконец:
– Она такая хорошая, твоя жена.
– Да.
– Такая свежая, молодая. Так приятно на нее смотреть.
– Да, – ответил Александр, закрывая глаза.
– И она не кричит на тебя.
– Верно. Хотя, полагаю, иногда ей этого хочется.
– Ох, если бы моя Бесси умела так сдерживаться. Она ведь раньше была милой женщиной. А дочка была чудесной девочкой.
Еще глоток, еще сигарета.
– А ты после возвращения замечал, – заговорил Ник, – что женщины многого просто не знают? Не хотят знать. Они не понимают, каково это было. Они видят меня вот таким и думают, что хуже и быть не может. Они не знают. Это пропасть. Ты проходишь через что-то такое, что меняет тебя. Ты видишь то, что невозможно видеть. А потом бредешь как во сне через реальную жизнь, страдая неврозом. Знаешь, когда я думаю о себе, у меня есть ноги. Во сне я постоянно марширую. А когда просыпаюсь, то лежу на полу – упал с кровати. Я теперь сплю на полу, потому что я постоянно скатываюсь во сне. Когда я сам себе снюсь, я держу оружие, я прикрываю батальон. Я в танке, кричу. Я всегда кричу во сне. Туда! В ту сторону! Огонь! Прекратить огонь! Вперед! Вперед! Огонь, огонь. Огонь!
Александр опустил голову, его руки безвольно упали на стол.
– Я просыпаюсь и не понимаю, где я. А Бесси спрашивает: в чем дело? Ты не обращаешь на меня внимания. Ты ничего не сказал о моем новом платье. И в итоге ты живешь с кем-то, кто готовит тебе еду и раздвигает перед тобой ноги, но ты этих людей совсем не знаешь. Ты их не понимаешь, а они не понимают тебя. Вы просто чужаки, оказавшиеся рядом. Во снах после марша, с ногами, я всегда ухожу, бреду куда-то, долго. Я не знаю, где я, но только не здесь, не с ними. С тобой такое бывает?