Размер шрифта
-
+

Летний сад - стр. 122

– Это неправда, – возразил Александр. – Я не был членом партии. И к счастью для меня, потому что все партийные офицеры Красной армии были расстреляны в тридцать восьмом году… – Он помолчал, холодно глядя на Берка. – В период исполнения особых законов.

На лице Берка отразилось напряжение, на лице Ранкина – удовлетворение.

– Отвечайте на мой вопрос, капитан, – сказал он.

Ливайн хотел возразить, но Александр остановил его:

– Вопросов было много, конгрессмен Ранкин. Начнем с первого, вы правы, я много раз стоял на стороне отца, когда был мальчишкой. – Александр коротко вздохнул. – Я ходил с ним на демонстрации. Меня трижды арестовывали во время разных беспорядков. Он был коммунистом, но он был также и отцом. Я с ним не спорил.

– Мистер Баррингтон, и все же остается главный вопрос этого обсуждения, – протяжным говором Миссисипи произнес Ранкин. – Вы коммунист или нет?

– И я уже много раз на него отвечал, конгрессмен. Я сказал, что не был коммунистом.

– Просто чтобы прояснить линию вопросов конгрессмена, мистер Баррингтон, – заговорил Берк с откровенной насмешкой, – вспомним ныне широко известное мнение Джона Ранкина. Я процитирую: «Подлинным врагом Соединенных Штатов всегда были не страны „оси“, а Советский Союз».

– Именно это достопочтенные американские джентльмены хотели бы сегодня обсудить под протокол? – спросил Ранкин с такой же явной насмешкой.

Александр перевел взгляд с одного на другого и промолчал. Ему вопроса не задавали. Таня была права. Ему следовало быть очень осторожным. Говорить только о предметах обсуждения. В голове у него шумело. Иммиграционный департамент желал, чтобы он был советским гражданином без убежища, которого они могли бы депортировать. ФБР хотело сделать из него шпиона, советского или американского, они еще не решили. Ранкин желал, чтобы Александр был коммунистом и американцем, чтобы его можно было обвинить в предательстве. Берк, – подумал Александр, – хотел бы, чтобы он был коммунистом и русским и его бы депортировали. А Рихтер желал видеть в нем просто солдата с кучей информации о враге. Именно так распределились силы на фронте перед окопом Александра.

– Был ли ваш отец частью подпольной шпионской сети? – спросил Ранкин.

– Возражение! – усталым голосом произнес Ливайн.

– Возможно, состоял в Народном фронте? Коминтерне? Красной Бригаде? – продолжал Ранкин.

– Возможно, – ответил Александр. – Я просто не знаю.

– Участвовал ли Гарольд Баррингтон в шпионской деятельности в пользу Советов, когда еще жил в Америке?

– Возражение, возражение, возражение…

– Возражение учтено. Пожалуйста, отвечайте на вопрос, капитан Баррингтон.

– Я не знаю. Но сомневаюсь.

Ранкин сказал:

– Бежал ли ваш отец в Советский Союз потому, что его раскрыли как шпиона и он боялся за свою безопасность?

– Мой отец не бежал в Советский Союз, – медленно заговорил Александр. – Мы переехали туда с полным пониманием и с согласия правительства Соединенных Штатов.

– Он не бежал, чтобы избегнуть ареста за шпионаж?

– Нет.

– Но разве его американское гражданство не было аннулировано?

– Оно не было аннулировано в качестве наказания. Оно было аннулировано, когда он стал гражданином Советов.

– То есть ответ будет «да»? – вежливо уточнил Ранкин. – Оно было аннулировано?

– Да, – согласился Александр. – Оно было аннулировано.

Страница 122