Летнее убежище - стр. 5
Росс прошел мимо двух солдат, явно уже мертвых. И ничего не почувствовал, да он и не позволял себе никаких чувств. Кошмар начнется позднее.
– Попробуйте остановить кровотечение, – указал прибывший врач на очередного раненого. – Хотя бы зажмите чем-нибудь рану.
Росс оторвал рукав и, лишь когда прижал ткань к поврежденной руке человека, понял, что это старик, рядом с которым сидел мальчик лет десяти. Он обнимал старика за шею и что-то тихо напевал ему на ухо. Видимо, пение успокаивало раненого.
Росс страдал оттого, что душа его перестала что-либо чувствовать. Глядя, как мальчик нежно поглаживает старика по щеке, он вдруг понял, что ему не хватает именно этого, вот такого участия и заботы. Семья! Она придавала жизни смысл. Когда у человека отнято все, семья остается единственным, что имеет значение, единственным, что привязывает человека к жизни. Помимо своего деда, Росс ни к кому не испытывал горячей и нежной привязанности, и это его пугало.
Огонь со стороны повстанцев стих. Прибыло еще два санитарных вертолета с носилками. Все действовали быстро, пользуясь временным затишьем. Раненых укладывали на носилки, перетаскивали на одеялах, несли на руках. Ходячие раненые сами торопливо забирались в вертолеты. Первый вертолет оторвался от земли, натужно ревя от перегрузки, затем закружился, как карусель на карнавале.
Росс последним забрался во второй вертолет и крепко ухватился за поручень. Их снова стали обстреливать, пули со звоном ударяли в тормозные колодки. Полет сопровождался грохотом и дымом, но наконец – наконец-то! – он увидел, как губы одного из членов экипажа зашевелились, произнося долгожданные слова: «Дастофф» идет на посадку!»
Они дотянули до аэродрома с последним литром горючего, и вокруг них сразу засуетилась наземная команда. Один из медиков промыл ему рану раствором бетадина и наложил повязку. И он пошел в лагерь, чувствуя, как неистовое афганское солнце обжигает ему руку, с которой он сорвал рукав. Голова у него кружилась от осознания того, что он в очередной раз побывал в аду и вышел из него практически целым и невредимым.
Было только около полудня.
Его экипаж «дастоффа», известный быстротой своих действий и профессионализмом, спас жизнь не одному десятку людей. Для ребят стало нормой доставлять раненых с поля боя до хирургического отделения всего за двадцать пять минут. Он всегда этим гордился, но чувствовал, что больше уже не в силах выносить весь этот ужас и напряжение.
Вокруг палатки-столовой было оживленно, к вылету готовились еще два экипажа.
– Эй, Лерой! А рано для тебя в этом году наступило Рождество! – окликнул его Немо и с аппетитом вонзил зубы в сложенную пополам пиццу, которую купил в палатке с надписью «Пицца Хат». – Я слышал, приказ о твоем увольнении уже прибыл.
Росс кивнул, испытав нечто отдаленно похожее на облегчение. Наконец-то это произошло, наконец-то он едет домой.
– И что собираешься делать на родине? – спросил Немо.
Начать все заново, подумал Росс, только на этот раз он уже знает, что в жизни важнее всего.
– О, планы у меня большие, – ответил он.
– И правильно, – усмехнулся Немо, направляясь в душевую палатку. – Не то что у нас.
Когда попадаешь в такое место, ты не строишь никаких планов, только и думаешь, как бы уцелеть. Россу с трудом верилось, что теперь он может думать о завтрашнем дне.