Лета 7190. Хроника стрелецкого бунта. часть вотрая - стр. 4
«Государи цари и великие князья! Пожалуйте нас, холопий своих, за наши многие службишки и за кровь, и за раны, за полонное терпение и за осадное сидение, велите государи, против сего вышеписанного челобитья свой великий государь милостивый указ учинить. А кто нас холопей и сирот ваших, учнёт называть какими поносными словами или бунтовщиками или грабителями, и тех людей хто нас назовёт, и про то розыскать вправду, велите государи, тем свой великого государя милосердный разсмотрительный указ учинить без всякие пощады. А буде кто на ково такие слова направсно возведёт или по какой недружбе учнёт ложно бить челом, а о том подлинно сыщется , что он таких слов не говаривал, велите великие государи тем людям хто на кого напрасно возведет по то тому великие государи указы учинить безо всякой пощады; и о том дать ведомость в царственном граде Москве всяких чинов людям».
– А ещё надо просить, чтоб бабам нашим жалованье давали, пока в походе мы, – предложил Лексей Юдин. – А кнутами бы нас не били без ведома десятников и пятидесятников! А то развелось начальников на Москве, как собак у поварни, и каждый норовит кнутом. И чтоб работать на начальников не заставляли.
– Верно, надо прописать, – согласился Михайлов.
«А и на своих государских службах нам холопьям вашим, и без нас женушкам нашим и детишкам нашим велити государи жалование давали без отворотов всяких и от дьяков и подьячих без выкупу. И чтобы будучи у ваших государских дел, во всех приказах началным людям , дьяком и подьячим со всяких чинов людей никаких посулов не имать, вершить безволокитно. А начальные люди, кто у кого в приказах будет для своих прихотей за наши малые вины без ведома пятидесятников и десятников, и урядников рядовых салдат кнутом и батоги не бить. А что кому доведётся за какое дурно наказание или поучение учинить и о том мы, холопи ваши, впредь не за тех людей не стоятели. И велите, государи, на Москве и на своих государских службах, и едучи на службы по городам на всяких началных людей никакую работу работать».
Много чего ещё хотели стрельцы прописать, но кончилась бумага. На радость подьячего Савелия кончилась…
– Как кончилась бумага? – вытаращил глаза на подьячего Юдин. – Мы же про самое главное не написали. Про деньги. Про двести сорок тысяч… Обещали же…
– Раз обещали, так дадут, – ответил Юдину пятидесятник Михайлов. – Не абы кто нам обещал, а самые видные бояре московские. Им обманывать нас не с руки. А бумаги, Лексей, сам видишь нет. Надо было меньше про невеликие надобности кричать. А теперь – ау, брат… Кончается наше писание…
Савелий от письма устал неимоверно, а потому с превеликим удовольствием на самом краешке бумаги вывел:
«Цари государи и великие князья смилуйтеся!»
2
– Смотри-ка, Иван Михайлович, – молвил, утром встретив в палатах царских боярина Милославского, дворянин Венедикт Змеёв, – какую стрельцы писулю сочинили.
Милославский взял у дворянина свиток бумажный, долго читал, а потом спросил Змеёва.
– Хованский видел?
– Нет, не приходил пока Иван Андреевич.
– Как придёт, так сразу и покажи. Покажи да скажи, что ответ нам поскорее надо отписать, а то ещё не остыли угли стрелецкой злобы. Самая малость нужна, чтоб пожар раздуть, а нам сейчас пожар не нужен. Хватит.
Собрались бояре в Средней Золотой палате.