Лесниковы байки. Волчья Тропа - стр. 13
– Давай-ка, ложись сперва, окутайся. Ты слаб ещё, нельзя тебе. Не знаю, как тебе ответить, – покачала головой Марья, – Ты себя чувствуешь мёртвым?
– Н… нет… я не знаю… но как же… лето?
– Лето, – согласилась Марья, – Ирвил пожалела тебя. Брата своего не послушала, bАркыная тоже упросила, оставить тебя в живых, а он ведь убить тебя хочет. И сейчас не смирил гнев… да разве можно такое простить? Прав он – всё тебе дадено было, благоволил тебе Ирбис, гор и тайги хозяин, а ты чёрным злом ему отплатил. Зверя стал бить без счёту и нужды, хотя дано тебе было, сколько надобно, и удача была при тебе. Потому и пришёл на заимку к тебе шатун, рассердил ты хозяина неблагодарностью своей, да алчностью – всё тебе было мало. Всё у тебя и забрали, всю добычу – в науку. А потом и вовсе зло тебя обуяло… Анийян убил, и сыночка её… Им ведь своя жизнь назначена была, а ты решил, что можешь вершить – кого жизни лишать.
– И… что теперь со мной будет?
– Не знаю… я и сама здесь оказалась… свои у меня грехи. Только после, когда меня отпустили, не захотела я возвращаться. И мне позволили здесь остаться, теперь вот тебя выхаживаю… Может и ты не захочешь обратно.
– Как же, у меня там Катерина… как она без меня? Я только… дом у нас новый, свадьбу играть собрались.
– Ладно, что судить-рядить. Не тебе теперь своей судьбой распоряжаться, и коли позволят искупить да вернуться – так тому и быть.
– Я не знал… что это люди… медведица та, – пробормотал Николай, – Охотник тем и кормится, испокон веков так пошло! За что же меня-то?
– Вот в том и дело – когда поймёшь, за что, тогда может и вернёшься. Видать, судьба такая у тебя, и не дано людям знать, что боги им уготовали.
Пришло утро, Николай вышел из комнаты, где провёл в болезни невесть сколько времени, и осмотрелся. Лежал он в небольшой светёлке, а сам дом был большим, с высоким потолком и большой расписной печью. Широкий дубовый стол, гладкий, был покрыт льняной дорожкой, на которой стоял медный самовар. Всё как у людей, вот только одно – угла красного с образами, как у всех добрых людей – в избе не было.
Марья указала ему на стоявшую у края стола кружку, рядом лежала краюха хлеба. Николай почувствовал голод, и вмиг всё съел и выпил. Молоко было парным, вкусным, давало силы и напомнило Николаю его далёкое детство, когда родители были ещё живы, и матушка доила добрую и спокойную Белуху…
– Марья, давай работы какой, – сказал Николай, – Не зря ж ты меня выхаживала, пора и мне за добро отплатить.
– Баню поди затопи, тебе отпариться надо, – улыбнулась Марья, – Повезло тебе, Николай, что цел-невредим остался… мороз, он никого не щадит.
Николай оглядел двор. Ничего приметного в нём и не было – двор как двор, позади дома огород посажен, куры ходят, всё как в обычной деревне, в какой двор ни загляни. И баня была обычная, принялся Николай воду носить, печку затопил, руки-то соскучились по работе. Потом присмотрел, что ещё во дворе мужицкого догляду требует, всё переделал.
К вечеру во двор прибежали двое парнишков, черноглазых и крепеньких, словно боровички, увидев Николая во дворе, притихли, и поглядывали на него с опаской, прокрались к крыльцу и шмыгнули в дом, где Марья управлялась у печи, налаживая горшки в печь.
Николай приглядел в амбаре кое-какой инструмент в ящике, достал оттуда короткий, порядком уже сточенный ножик, потом подобрал в дровнике пару деревяшек. Резать-то его научили, дядька у него был мастер на это дело, в семье которого Николай после смерти родителей жил. Поколдовал над деревяшками недолго, и появились тут же коник небольшой, и медведь, чуть поболе. После пошёл Николай в дом, знакомиться.