Лесниковы байки. «Пышонькина куколка» - стр. 23
Глава 10.
Когда Евлампий помахал Савелию рукой, сидя верхом на горячем Гнедом, а после только лист палый за ними завился по дороге, вот тут весь дух и решимость Пышонькина дали слабину. Страшно стало, что его тут ждёт? Акчиён сказала, что работать придётся, а он… отродяся ничего не умел руками-то делать!
В растерянности и огорчении он вернулся в домишко, где ему предстояло обитать до возвращения Евлампия. А что будет, думал Савелий, когда старый конюх один домой вернётся? Вот уж Евдокия ему устроит за то, что оставит здесь его одного! На самом деле, как ни хорохорился Савелий, а всё ж до последней минуты надеялся, что Евлампий передумает уезжать, скажет, дескать, с тобой останусь, чего, всего-то неделю тут побыть! Ну да ничего, вот вернётся Савелий домой, устроит он конюху… шибко ему в сердце ещё та обида запала, когда объявил ему конюх, что не крепостной он ему, и в работы не к нему нанялся, а к батюшке! Да насмешливо этак сказал!
Усмехнулся Савелий, в груди росло радостное чувство, что непременно поможет ему Акчиён, исполнит то, что он загадал, чего жаждет так яростно и неистово. Вот тогда покажет он всем… И конюху, что посмел насмехаться над ним, над потомком дворянского рода, посмел перечить да поперёк него говорить!
Савелий мечтательно прикрыл глаза и представил, как стоит перед ним конюх, опустив седую голову, мнёт в руках старую шапку и боится сказать, что с просьбой пришёл. А сам Савелий сидит за дубовым столом в большом доме, какой он у меховщика видал, качает ногой и раздумывает, теперь конюха прогнать, или сперва выслушать!
Открыв глаза, Савелий вздрогнул, прямо перед ним стоял Наксай, глядя на него и едва заметно улыбаясь. Волосы его снова были похожи на волчий мех, седая прядка у виска серебрилась в лучах восходящего солнца. Савелий смутился, в зеленоватых глазах Наксая читалась усмешка, словно он знал, о чём тот думает.
– Ну, проводил я твоего товарища, до брички вашей он добрался, а там уж дорога хорошая. Дождя вчера не было, путь добрый.
– Не товарищ он мне, а конюх мой, – проворчал Савелий, что за манера так к человеку подкрадываться, напугал, аж душа зашлась.
– Ладно. Время не терпит, дел полно, – сказал Наксай, – Сестра завтрак накрыла, идём. После и работу начнём справлять.
Ну, хоть накормят, обрадовался Савелий, у него уже всё нутро подвело от голода! Дома-то он то плюшку Анфискину, то блинков горячих, то чаю с баранками, это до обеда, а тут? Со вчера ещё голодный! Пригладив волосы – как-никак, а сейчас он Акчиён увидит – Савелий поправил новый камзол и степенно зашагал за Наксаем.
Но самой девушки в избе не оказалось, только на столе стоял горячий горшок с кашей, крынка молока и накрытый рушкином ржаной каравай. Небогато живут, подумал голодный Савелий, коли еда как у бедного крестьянина на столе! Что ж она, сама ведунья, вся округа про неё сказы сочиняет, а на пшеничный хлеб не заработала знахарством своим! Ну да и хорошо, Савелий взялся за ложку и потянул к себе краюху хлеба, тем лучше для него – потому как посулит он Акчиён такое, чего сама она не видала, в диковинку ей будет, тем охотнее за него, Савелия пойдёт!
– Переодеться тебе надо, – сказал Наксай, допивая молоко, – Несподручно тебе будет работать в эдаком наряде!
– А чего делать-то надо? – спросил Савелий, он так хорошо наелся, что теперь не прочь был чуток и полежать, отдохнуть, нешто сразу на работу бежать.