Лесная обитель - стр. 30
Порою Кейлин казалось, что в Лесной обители сохранились лишь жалкие остатки былого величия. Прочие женщины в большинстве своем довольствовались своей пустячной магией, но Кейлин иногда одолевала странная уверенность, будто магия – это нечто гораздо большее. Помощница сказала Лианнон правду: она не хотела быть жрицей-Прорицательницей. Но тогда чего же она хочет?
– Пора на утреннюю молитву.
Голос Лианнон вывел Кейлин из задумчивости. Пожилая жрица встала, опершись руками о стол.
«Не приведи Богиня, чтобы мы отступили от церемонии хоть в мелочи!» – в сердцах подумала Кейлин, помогая Верховной жрице выйти в сад и подводя ее к грубому каменному алтарю. Кейлин зажгла светильник, установленный на камне сверху, рассыпала перед алтарем цветы – и почувствовала, что в душу ее отчасти возвращается мир.
– Се, грядешь Ты с зарею, цветами разубранная, – тихо проговорила Лианнон, воздевая руки в приветственном жесте.
– Свет Твой сияет в живительном солнце и в священном огне, – откликнулась Кейлин.
– На востоке воспряла Ты, дабы принесть в мир новую жизнь. – Голос Верховной жрицы звучал все моложе и звонче, и Кейлин знала, что если приглядится, то увидит, как с лица Лианнон исчезают морщины – и во взгляде отражается краса Богини-Девы.
Но к тому времени та же самая сила уже переполнила ее собственное сердце.
– Где ступает Твоя нога, расцветают цветы; земля зеленеет там, где проходишь Ты…
И, как уже случалось много раз до того, размеренный речитатив обряда уносил Кейлин в царство гармонии и мира – туда, где единовластно правит Госпожа и Владычица.
Наутро праздника Белтайн Эйлан проснулась еще до рассвета в доме женщин, где спала вместе с сестрами. Кровать Эйлан – деревянный каркас, обтянутый сыромятной кожей и сверху покрытый шкурами и одеялами из тонкой шерсти, – была встроена в стену и упиралась в низкую, покатую соломенную крышу – так, что девушка с легкостью дотянулась бы рукою до потолка. Стены были обмазаны глиной; за многие годы Эйлан расколупала в штукатурке щелочку, сквозь которую могла выглянуть наружу. Над миром только-только забрезжила весенняя заря.
Девушка со вздохом откинулась назад, пытаясь вспомнить, что такое ей снилось. Что-то про праздник… а затем картина поменялась. Там был орел, а она была лебедем, а потом орел, кажется, тоже превратился в лебедя и они вдвоем улетели прочь.
Малышка Сенара еще дремала; ее обычно укладывали к стене, ведь она еще так мала, что, чего доброго, свалится с кровати. Ее острые коленки впивались Эйлан в бок. В противоположном конце комнаты спала Майри с ребенком: она временно переселилась обратно к сестрам, пока не выяснится, что сталось с Родри. Диэда пристроилась на краю постели, ее светлые волосы рассыпались по лицу, сорочка распахнулась: Эйлан заметила на шее девушки цепочку с кольцом – подарком Кинрика.
Реис и Бендейгид еще не знали, что эти двое дали друг другу слово. Эйлан немного тревожилась: такая скрытность была ей не по душе. Но влюбленные собирались объявить о своей помолвке уже сегодня, на празднике, и попросить родичей начать непростые переговоры о приданом и о домашнем обустройстве молодой четы. В конце концов, у Кинрика никого из кровной родни не осталось – это всяко облегчает дело.
Единственной мебелью в комнате, помимо кроватей, была скамья, придвинутая к самой стене, и дубовый сундук – там девушки хранили свои запасные сорочки и праздничные наряды. Сундук принадлежал Реис еще до ее замужества, и она не уставала повторять, что он достанется в приданое Диэде. Эйлан ничуть не завидовала: старый плотник Ваб уже мастерил для нее сундук ничуть не менее красивый. В свой срок сделают такой и для Сенары. Девушка своими глазами видела, как до блеска отполировали дубовые доски и проморили нагели, чтобы крепеж не бросался в глаза.