Лесная обитель - стр. 25
Пожалуй, в лице стареющей женщины и впрямь ощущается нечто божественное – божественность окутывает ее словно незримый аромат. Вероятно, это потому, что бессчетные толпы столько лет видели в ней Богиню: не просто символ своей веры, нет – эти люди привыкли все воспринимать по-детски буквально; им она представала самой Богиней во плоти – великой Девственной Матерью Племен, Владычицей Земли.
Лианнон вскинула голову.
– Арданос, ты на меня так долго пялишься, что можно было бы успеть корову подоить! Ты пришел сюда что-то сказать мне или о чем-то спросить? Ну же, выкладывай! Самое страшное, что я могу сделать, – это ответить отказом. А когда это я говорила тебе «нет»?
И это речет божество, подумал про себя Арданос, радуясь возможности облечься в плащ цинизма: благоговейный настрой был ему тягостен.
– Прости меня, Священная Госпожа, – мягко проговорил друид. – Мысли мои блуждали далеко.
К немалому удивлению жрицы, гость снова встал, беспокойно прошелся взад-вперед и коротко бросил:
– Лианнон, мне тревожно; в Деве ходят слухи – и слухи эти повторил не кто иной как сын префекта, – что Рим, возможно, отзовет свои легионы. Я уже в третий раз об этом слышу; конечно, всегда найдутся горячие головы, которые готовы орать: «Долой Рим», но…
– И слишком многие из тех, кто разносит эти слухи и орет во всю глотку, ожидают – или, по крайней мере, надеются, – что мы воспрянем и станем орать заодно с ними. Я молве не верю, – без околичностей заявила Лианнон. – Но если такое и впрямь случится, мы отлично проживем и без легионов. Разве не об этом молимся мы с тех самых пор, как закованного в цепи Каратака водили по улицам Рима?
– А ты представляешь, какой хаос это вызовет? – спросил Арданос. – Та же самая клика, что орет: «Долой Рим»… – Старику так понравилось собственное выражение, что он повторил его еще раз.
– …конечно же, не понимает, что случится, если их желание исполнится, – докончила за него Лианнон.
«Она знает меня как облупленного; даже теперь мы понимаем друг друга с полуслова», – подумал Арданос. Но доводить эту мысль до конца ему не хотелось.
– Согласен, такая клика была и есть – с тех самых пор, как Цезарь вторгся в Британию и стяжал славу, необходимую ему, чтобы править Римом! И теперь эти бунтари ждут, что мы, жрецы Священной рощи, станем вопить заодно с ними, – и не поймут, если мы промолчим, – промолвил Арданос. – Прямо сейчас я беспокоюсь, как бы это все не вылилось в бесчинства на Белтайн.
– Нет, за Белтайн я бы не волновалась, – отозвалась Лианнон. – Люди приходят на праздник ради игр, и костров, и пиршества, и всего такого прочего. Вот Самайн – дело другое…
– Ты забываешь про «налог людьми» – недавние поборы подлили масла в огонь, – промолвил Арданос. – Римляне забрали тридцать человек у Бендейгида, всех рабов, которых он освободил, отправляясь в изгнание, когда его объявили вне закона, – и в придачу одного из его домочадцев. Изгнанник, тоже мне! – Друид невесело рассмеялся. – Да Бендейгид сам не знает, как ему повезло; его всего-то навсего выслали за двадцать миль[7] от Девы! И это он еще не знает в точности, скольких людей угнали, а как только выяснит – мало не покажется… что ж, он меня уже как только не честил, и предателем, и еще похуже; пусть бранится – брань на вороту не виснет!