Леший. - стр. 15
Богдан Иванович уже сидел внизу. Едва завидев меня издалека, он закричал:
– Ты ебнутый? Чуть не прибил меня своим рюкзаком!
Мне повезло, что рюкзак попал в скопление деревьев, которые смягчили его падение. Все повреждения ограничились треснутой линзой на запасных очках, которые лежали в боковом кармане. Богдан еще долгое время был недоволен моей выходкой и постоянно ворчал, когда мы отошли от реки и начали путь к болотам.
Здесь начинался настоящий лес, в котором кипела жизнь. Густые ветви высоких берёз почти закрывали солнце, а пропитанные смолой широкие сосны скрипели и бросали нам под ноги старые шишки. Лес словно укрывал нас своими ветвями от внешнего мира, чтобы мы не отвлекались на проплывающие мимо облака, угадывая в их причудливой форме разных животных. Они ведь все здесь, только посмотрите вокруг! Белки носятся по стволам деревьев, совы ухают с верхушек сосен, глухари токуют возле гнилых пней, куропатки шумят в зарослях дикой малины: новый мир сразу окружил нас оркестром звуков природы.
– Вот расшумелись, – сказал Богдан Иванович, – Видно, давно никто в этот лес не заходил».
Звуки леса убаюкивали. Когда мы присели отдохнуть возле черничной поляны, листья берёз зашелестели от свежего ветерка, и я задремал. Этот лес совсем не такой, как на Белом море. Здесь даже без тропы мы можем идти спокойно, находя большие просветы между деревьями. А там царит бурелом: поваленные деревья быстро зарастают мхом, превращая дорогу в настоящее мучение. Однажды я зацепился за те прогнившие ветки, и они схватили меня как когти Лешего. Может, это действительно был он? В очертаниях пня я видел пустые глазницы, образованный сломанной веткой кривой нос и скривившийся в ухмылке рот из треснувшей коры. Я даже был не в силах закричать и позвать на помощь собиравшую рядом ягоды маму, потому что меня сковал страх. Но Леший разжал свои пальцы и отпустил меня, прошептал «Беги…» и я вскочил на ноги, с треском ломая мохнатые ветки. Выбежав на тропу, я увидел спину мамы и успокоился. Она собирала чернику и махнула мне рукой, показывая на несколько пеньков. Они поросли опятами, а мой папа так любит жареные опята со сметаной! Я начал срезать грибы и бросать их в корзинку, обнажая очертания пеньков и боясь, что я снова увижу ужасную гримасу Лешего. Но выглянуло солнце, которое освятило какое-то подобие улыбки на складках старой коры. Даже если Леший здесь, он рад, что мы пришли в его лес! Я продолжил срезать опята, представляя, будто делаю Лешему модную прическу. «Вот эти поганки на макушке мы вам оставим, а опята на височках срежем. Сморите, какие у вас великолепные усы из отсыревшего мха! Немного подравняем и…Вуаля!» Судя по улыбке, Леший был доволен моей работой. А опята со сметаной получились такие вкусные, что папа попросил добавку.
– Хорош дрыхнуть блядь, надо успеть к дереву до темноты, – разбудил меня голос Богдана Ивановича. Кажется, он тоже немного подремал и шел, периодически громко зевая.
Лес становился все менее густым, и вскоре лишь редкие тоненькие сосны выглядывали из раскинувшихся перед нами бугров Вяземских болот. Полотно болот игралось всеми оттенками зеленого и желтого, только в отличие от освященных солнцем березовых листьев и травы на черничной поляне этот цвет был очень неприятен для глаза.