Леший. - стр. 17
Достав свой рюкзак из густого торфа, я начал ступать очень осторожно, чтобы снова не упасть. Смотря на силуэт Смурова, я не переставал думать о том, почему он даже не сделал попытку помочь мне. Мне казалось, что этот поход за Лешим уже немного нас сблизил, и в тот момент я по-настоящему обиделся на Богдана Ивановича. Даже если отбросить надуманные человеческие отношения и сентиментальность, неужели я совсем не нужен ему для работы, и его чудесные руки-якоря сами со всем справятся? Я представил, как Богдан обхватывает дерево и вырывает его с потрохами, как оно перелетает через весь лес и падает на болото, запуская волну из болотной слизи. Странно, но эта мысль не казалась мне такой уж фантастической.
Внимательно ступая по торчащим из болота бугоркам, вскоре я добрался до леса. Богдан Иванович сидел на поросшем можжевельником холме и курил сигарету.
– А, ты живой? Хорошо – Сказал он.
– Я правда мог умереть, их было много! Вам стоило просто помахать этой корягой, и они бы разбежались.
– Подожди, я ведь сказал тебе не отпускать трость? А ты отпустил.
– Да, но… – Я понял, что начинаю злиться на Богдана, и замолчал. Подняв свой рюкзак, я подошел к небольшой луже отмыть его от болотной тины.
– Мы с тобой не друзья. Хотя кто такой друг? Тот, кого мы используем для собственного развлечения, когда нам скучно. А мне как правило, не скучно с такой работой, – сказал Богдан Иванович и бросил окурок в болото, – Но иногда так хочется послать все к чёрту. Вот сколько ты убил сейчас кикимор, чтобы выбраться из трясины?
– Я не считал, да и какая разница? Моя жизнь явно ценнее.
– И что в ней ценного? Те же кикиморы хоть и уродины, но они часть этого леса. А мы просто тени, твари, бегущие за своими желаниями, все в слюнях, соплях, и говне. Самые настоящие паразиты, которые постоянно чего-то хотят за счет других.
– А вы разве не такой?
– Я хочу поймать Лешего, значит для меня уже заготовлено самое главное место в аду. Хочу поймать, чтобы не выебывался, будто он лучше других. Как видишь, все лучшие человеческие качества прочно сидят во мне, и постоянно требуют, чтобы их кормили и ублажали.
– То есть вы бы хотели, чтобы я умер?
– Нет, ты хороший парень. Но мне все равно, что ли. Без обид.
Дальше мы шли молча, сохраняя неприятный осадок после недавнего разговора. Мне сложно было понять характер Богдана Ивановича. Он как будто идеализировал картину мира и ненавидел жить в окружающей его реальности. Мне казалось, что он наслаждается полной противоположностью между так близкой ему любовью к природе и своей грязной работой, которая направлена на разрушение всего, что ему так дорого.
Сделав небольшую остановку на сбор грибов, мы постоянно перебрасывались фразами и восстановили пошатнувшийся баланс наших отношений. По крайней мере, мне так показалось. Богдан Иванович радовался каждому найденному грибу и набрал целую жестяную банку морошки. Он даже не ругался, когда нашел в найденных мною грибах несколько поганок, и просто выбросил их «на корм анчуткам». Когда солнце уже начало спускаться за горизонт, мы вышли на большую опушку, в центре которой росла высокая и тонкая сосна, окруженная небольшим леском из елей и берёз. Собрав много сухих дров, мы разожгли костер и поставили палатки на ночлег. Наступила темнота, в которой освященное языками огня лицо Смурова казалось маской лесного идола, вырезанной с потрясающей точностью: каждая складка на испещренном морщинами лице отбрасывала выразительную тень. Маска оставалась неподвижной до тех пор, пока не закипел котелок с грибным супом, и тихая опушка наполнилась звоном ложек о металлические миски и громким чавканьем.