Леопард с вершины Килиманджаро - стр. 57
– М-да, – сказал Джабжа и начал объяснять мне, как нужно заряжать и разряжать пистолет.
Я быстро усвоил это и, взяв пистолет, не задумываясь выстрелил ему в ногу, руку и голову. Просто непостижимо, почему я в него не попал, тем более что стрелял почти в упор. Он еще раз все объяснил мне и стал за моей спиной. После трех безуспешных попыток самоубийства я пожал плечами и вернул ему пистолет. Он спрятал его в карман и коротко, но выразительно высказал мне свою точку зрения на то, что будут делать роботы за нас в ближайшем будущем, если мы и впредь будем так пренебрегать физическими упражнениями.
После этого мы вернулись к обществу в прекрасном расположении духа и с возросшим аппетитом.
Общество состояло из двух медвежьих шкур и Лакоста поперек них.
– Ну как? – Он поднял голову от книги.
– Я утвердился в своих пацифистских тенденциях, – сказал я, чтобы смеяться первому.
Но Лакост, по-видимому, истощил свое остроумие на Туане и теперь мирно прикрывался книгой. Я не думаю, что здесь стали бы щадить гостя. Просто на сегодня уже хватит.
Стол был уже накрыт. Никаких изысканных кушаний, вроде жаркого из медвежатины, не наблюдалось, но во всей сервировке чувствовалась та грациозная небрежность, которая сразу отличала этот стол от егерхауэнского, где все готовилось и подавалось роботами.
– Уже явились? – раздался из-за двери звонкий голос Илль. – Отворите-ка поскорее, мне рук не хватает.
Я бросился к двери, толкнул ее – и остолбенел во второй раз за этот день. Илль скользнула в комнату, с трудом удерживая пять или шесть тарелок.
Но как она была одета!
Она была в длинном и шуршащем.
Она была в белоснежном переднике до полу.
Она была в чепце.
Но ни Джабжа, ни Лакост не только ухом не повели, но даже не полюбопытствовали, какое впечатление произвел на меня сей маскарад.
«Не мешать друг другу делать глупости – закон этой Хижины», – вспомнились мне слова Илль.
Она глянула на меня так застенчиво, словно я был знаком с ней всего несколько минут и мог этому поверить, потом спрятала руки под передник и снова исчезла.
Мужчины двинулись к столу. Снова появилась Илль и передала им дымящийся кофейник. Присела на свое обычное место, подперла щеку обнаженной до локтя рукой. Ждали Туана.
– Благодетели! – завопил он, врываясь в комнату. – Нет, это надо видеть своими собственными глазами. Они сбились в кучу, а он перед ними жестикулирует с яростью христианского проповедника. Похоже, что он выкладывает им все трагические истории, происшедшие на этом перевале! Я бы дорого дал, чтобы услышать, что он там импровизирует.
– Бери даром, – сказал Лакост. – Мы учли твое любопытство, и на первых порах все его проповеди записываются. Нужно только подождать, когда он вернется – вот тогда будет потеха.
Как я и предполагал, на станции велись наблюдения за любым уголком заповедника. Интересно, территория Егерхауэна так же свободно просматривается? Надо будет спросить при случае.
Туан обеими руками пригладил волосы, одернул свитер – сегодня в форме был Лакост – и блаженно вытянулся в кресле. Илль подвинула ему тарелку и улыбнулась той странной, милой и застенчивой улыбкой, которую я никак не хотел принимать всерьез. Но остальные отнеслись ко всему как к должному, и мне не оставалось ничего, как только поглощать ужин и исподтишка разглядывать ее наряд.