Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - стр. 26

, однако ни подтвердить, ни опровергнуть его свидетельство возможным не представляется. После заголовка в постановлении «По военному вопросу» стояли слова: «Не для опубликования», а в правом углу на первой странице: «Совершенно секретно»; резолюция первоначально не предназначалась для печати и в первое издание стенографического отчета Х съезда не вошла[171].

На XI съезде РКП(б) Л.Д. Троцкий гостеприимно пригласил желающих делегатов на «завтрашнее (30 марта 1922 г. – С.В.) совещание военных работников, где мы будем обсуждать и, может быть, спорить в ведомственном кругу, но куда, разумеется, всякий делегат имеет свободный доступ»[172]. Начало межвоенного периода дало о себе знать: Троцкий поведал, что речь пойдет «о т. н. «единой военной доктрине»[173], однако совещание, как водится, не стенографировалось. Более того, «постановления, принятые на совещании военных делегатов XI партийного съезда» были впервые опубликованы только во втором издании 1936 года[174].

Документы съездов за 1920‐е гг., как и за предшествующий период, опубликованы лишь частично. Так, из материалов XII съезда РКП(б) 1923 г. полностью приводятся стенографические отчеты, однако далеко не во всех случаях напечатаны первостепенной важности документы, без анализа которых изучение истории руководящего партийного ядра в полном объеме невозможно. Например, из протоколов президиума XII съезда РКП(б) опубликован только № 2[175]; № 1[176] и 3[177] находятся в архивном фонде съезда. Механизм голосования не многим изменился со времен II съезда РСДРП 1903 г., постановившего «при неполучении абсолютного большинства за одну из резолюций производить перебаллотировку, результаты которой» считать «решающими во всяком случае»[178].

В новейшей историографии отмечено, что материалы партийных конференций и Пленумов ЦК, по существу, однотипны материалам съездов, хотя компетенция этих органов и была различной[179]; Пленум ЦК «оказался тем реальным своеобразным «советским парламентом», где в результате дискуссий принимались решения по разнообразным вопросам государственной жизни»[180].

На наш взгляд, такое положение вещей сложилось отнюдь не сразу. Изначально компетенция партийной конференции была значительно более скромной, чем съезда, что было во многом задано весомым вкладом в организацию РСДРП в 1898 г. Бунда, в котором конференции созывались не периодически, а резолюции их не считались обязательными[181]. Положение в ленинской «партии нового типа» отчасти подкорректировал III, большевистский, съезд РСДРП 1905 г., который меньшевики признавали не более, чем партийной конференцией, и радикально изменила Пражская конференция РСДРП(большевиков) 1912 г. К 1920 г. все уже позабыли, что съезд и конференция не всегда были равнозначны: к примеру, Г.Е. Зиновьев в первом же абзаце тезисов «Задачи партии в связи с решениями всесоюзной партконференции. Партия без Ильича» (1925) указал: «Конференция = равнялась съезду»[182].

Лишь в первой половине 1930‐х гг. Пленум ЦК признавался представителями первого эшелона сталинской партаппаратной верхушки «самой большой, самой ответственной трибуной», т. е. таким же партийным форумом, каким в РСДРП изначально являлся партийный съезд, а потом стала и партийная конференция – если на западный манер: некоторым аналогом буржуазного парламента.